Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Уильяма привели в дом богатого ростовщика Элиезера, где с ним хорошо обращались, а на следующий день, когда наступил Песах, схватили его и стали подвергать различным пыткам, и «трудно сказать, были они [евреи] более жестоки или более изобретательны в своих ухищрениях». В частности, они обрили отроку голову и искололи ее до крови острыми шипами, затем распяли его на некоей конструкции, напоминающей турник с дополнительным шестом посередине, причем, дабы никто ничего не заподозрил, буде тело обнаружат, левую руку и ногу прибили к конструкции гвоздями, а правую руку и ногу – крепко привязали веревками. Под конец они нанесли ему рану в левый бок, пронзив сердце, а чтобы остановить кровь, которая стекала с тела ручьями, обварили кипятком. Из этих чудовищных подробностей следуют две вещи: во-первых, пытки и убийство невинного отрока – в изложении агиографа – построены по модели страстей Христовых, дабы их оскорбить или высмеять (у христиан как раз шла тогда Страстная неделя); во-вторых, кровь как таковая мучителей не интересует – ни в мацу, ни в вино они ее пока добавлять не додумались.

Далее коварные иудеи, дабы замести следы, отвезли тело на противоположный конец города и закопали в лесу. Однако через несколько дней, в Страстную пятницу, тело обнаружили, опознали и перезахоронили на кладбище. Еще через неделю дядя мальчика клирик Годвин, выступая перед епархиальным капитулом, обвинил евреев в убийстве племянника. Епископ поверил обвинению и начал дело, вызвав представителей еврейской общины на допрос. Те апеллировали к шерифу, локальному представителю короля, и тот защитил евреев, сначала заявив, что они находятся под королевской юрисдикцией и церковь не имеет права их допрашивать, а затем предоставив им убежище в местном королевском замке. Впоследствии Годвин еще раз пытался засудить евреев, через высокопоставленных клириков подав петицию королю Стефану, но тот отказался ее рассматривать.

Тем временем в Норидже успешно развивался культ невинноубиенного отрока: Уильям являлся людям в видениях, среди святых и ангелов, и обещал излечение от болезней на своей могиле; одной праведной девственнице после молитвы на могиле Уильяма перестал являться ночами инкуб-искуситель, и т. п. В конце концов, партии уверовавших в его чудотворные способности удалось пролоббировать перезахоронение Уильяма на монастырском кладбище, а затем и в доме капитула. Его могилой, а также сбором информации о чудесах особенно рьяно стал заниматься Томас Монмутский, монах, прибывший в Норидж во второй половине 1140-х годов. В течение двадцати лет, с 1150 (или 1154) по 1173 год, он писал свой монументальный агиографический труд в семи книгах – «О жизни и страстях Святого Уильяма, мученика Нориджского», на котором мы и основываем наш рассказ.

Ключевой вопрос, возникающий при изучении нориджского дела и основного источника по нему – «Жизни и страстей Уильяма» – состоит в том, кто собственно придумал весь этот сюжет ритуального убийства с терновыми шипами и распятием как пародии на страсти Христовы, устраиваемой евреями в качестве своего пасхального ритуала. Или, иными словами, учитывая общепризнанно основополагающий характер этого дела: кто автор знаменитого навета, которому суждено было породить несколько вариаций, вызвать множество конкретных обвинений и судебных процессов и погубить массу людей?

То, что речь идет о творческой фантазии, а не об описании действительно проведенного ритуала, следует не просто из априорной аксиоматической уверенности в том, что евреи ничем подобным не занимались, но из того, что Томас Монмутский – единственный, кто подробно рассказывает эту историю, – не располагает ни одним свидетельством или вещественным доказательством. Никаких улик, в том числе орудий преступления, обнаружено не было; евреев, как мы уже знаем, допросить не удалось, – соответственно, их показаниями Томас тоже не мог воспользоваться. Единственный свидетель их вины, упоминаемый этим автором, – горожанин, который встретил евреев, направлявшихся в лес хоронить свою жертву, и якобы опознал в тюке, притороченном к седлу, труп. Еще одно, не более надежное, свидетельство – показание монахов, которые, перезахоранивая Уильяма через месяц после смерти, якобы сумели разглядеть на теле следы шипов и гвоздей. Священник Годвин и принявший его сторону епископ не только не были свидетелями преступления, но и заявляли исключительно о самом убийстве, не вдаваясь в ритуальные детали, так что считать их авторами навета мы не можем. Соответственно, создателем сюжета о распятии евреями христианского отрока по случаю Песаха оказывается сам брат Томас. Если бы он мог сослаться на какой-нибудь источник или свидетеля, он бы непременно это сделал для повышения достоверности своей истории. Так, например, он пространно цитирует рассказ одного крещеного еврея, якобы проливающий свет на предпосылки нориджского преступления: