Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Этот процесс необычен для Испании и особенно – Кастилии, где кровавый навет не получил распространения, а кроме того ему присущи определенные странности формального свойства. Так, испанская инквизиция в то время занималась почти исключительно конверсо, подозреваемыми в тайном иудействовании, – иудеев как таковых она не преследовала и не имела на то права. Мало того, что она вообще этим занялась, дело было поручено не толедскому трибуналу, к юрисдикции которого относилась Ла-Гуардия, а более крупному трибуналу Сеговии, а затем Авилы. И наконец, дело было начато по специальному распоряжению генерального инквизитора Томаса Торквемады, в котором тот счел нужным упомянуть, что сам бы им занялся, если бы не другие неотложные обязанности, и поручил задание трем особенно опытным инквизиторам. Необычность ситуации заставляет ученых полагать, что этот навет был плодом политической мысли Торквемады: генеральный инквизитор задумал использовать безотказное средство воздействия на общественное мнение, чтобы оправдать деятельность инквизиции, придав ей роль защитника старохристиан от коварства новохристиан, действующих заодно со своими бывшими единоверцами, а главное, чтобы легитимировать грядущее изгнание евреев – в глазах как общества, так и, возможно, самих Католических королей. Однако этой гипотезе о конструировании повода к изгнанию нет документальных подтверждений; в Эдикте об изгнании, изданном Их высочествами (именно так на тот момент звучал титул королей Кастилии и Арагона) всего через несколько месяцев после завершения Ла-Гуардийского дела, ритуальное убийство не упоминается в ряду еврейских прегрешений.

В середине ХХ века Ицхак Бер, крупнейший историк сефардского еврейства и представитель «слезливой» еврейской историографии, писал о навете в Ла-Гуардии:

Ясно одно: убийство в ритуальных или магических целях – преступление, абсолютно не совместимое с установками еврея. Материалы нашего дела не говорят ни о чем, кроме сфабрикованных обвинений и исков. <…> Совершенно очевидно, что обвинение выросло из антисемитской литературы предыдущего века, а не из признаний арестованных. <…> Нельзя даже допустить мысли о том, чтобы евреи стали использовать христианские культовые предметы или согласились на участие [в ритуале] конверсо, которых не считали иудеями и которые не были даже обрезаны. <…> Нет ни тени сомнения: обвинения в распятии ребенка и колдовстве были изобретениями антисемитской пропаганды.

Его точка зрения – применительно не только к конкретному кастильскому навету, но и к навету вообще – разделялась и разделяется абсолютным большинством еврейских исследователей. Ревизионизм этой позиции, связанный с попытками объяснить генезис навета еврейской антихристианской агрессией – символической и несимволической, начался в конце ХХ века. К этой дискуссии мы перейдем ниже, а сейчас поместим кровавый навет в иной контекст, сосредоточившись не на иудео-христианских отношениях, а на отношении к детям.

Меркантильные матери и евреи как Синие Бороды