Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

…Эти обвинения против евреев выставляются не на основании ясных и известных фактов или достаточных доказательств и показаний, но по подозрениям и сплетням или по простым доносам зложелателей (несмотря на то, что святые отцы и папы на этот счёт давали разъяснения и запретили этому верить, и что любезный наш господин и дед, император Фридрих блаженной памяти, после таких папских деклараций разослал строгие приказы всем сословиям Священной Империи и каждому из них в отдельности, чтобы они прекратили такое поведение, не поддерживали бы и не разрешали бы его, но, напротив, где обнаружится такое отношение, донесли бы об этом Его Величеству, верховному господину и судье, которому принадлежит непосредственно весь еврейский народ, и всё это строго бы приказали). <…> Мы постановляем и желаем, чтобы отныне никто, какого бы сословия он ни был, не смел сажать в тюрьму ни одного еврея или еврейку без предварительного достаточного указания или доказательства со стороны достоверных свидетелей.

Но даже эти протекционистские заявления призваны были гарантировать не столько повсеместную защиту евреев от подобных обвинений, сколько контроль соответствующей инстанции – будь то апостольский престол или император, с XII века рассматривавший еврейское население как «рабов казны». Оговорки о «достаточных доказательствах» оставляли лазейку потенциальным зачинщикам наветов, каковые время от времени обнаруживались среди локальных властей, заинтересованных в канонизации умученного иудеями младенца и развитии прибыльного местного культа. Как показывает история Трентского дела, инициатива на местах вполне способна была перебороть вялое сопротивление центра.

Но главная проблема, занимающая исследователей средневекового кровавого навета, это его происхождение. Первым и самым очевидным путем ее решения был путь исторический – поиск прецедентов в античности. Наиболее подходящим примером здесь является сюжет о регулярных человеческих жертвоприношениях в Иерусалимском храме, зафиксированный у Демокрита и Апиона, пересказанный и раскритикованный впоследствии Иосифом Флавием:

Глашатаем всех остальных стал Апион, который сказал, что Антиох нашел в храме ложе и лежащего на нем человека, перед которым был поставлен небольшой стол, исполненный изысканными яствами, плодами морскими и земными. <…> Тут-то он и узнал об ужасном еврейском обычае, ради которого его откармливали. Поймав какого-нибудь греческого бродягу, они в продолжение года кормят этого человека, затем, отведя в какой-то лес, убивают, тело его по своему обряду приносят в жертву и, вкусив от его внутренностей, во время жертвоприношения приносят клятву в том, что всегда будут ненавидеть эллинов («Против Апиона», II:8. Пер. А.В. Вдовиченко).

Сам Флавий предположил, что эта «эллинская басня» была состряпана с апологетическими целями – оправдать ограбление и осквернение Храма, произведенное по приказу селевкидского царя Антиоха Епифана, его праведным возмущением еврейским варварством и жестокостью, и предположение Флавия было подхвачено современными исследователями.