Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Эволюцию раннего христианского искусства можно проследить по росписям римских катакомб. Наиболее ранние росписи относятся ко второму веку, они найдены на стенах катакомб Св. Калликста; катакомбы были названы так по имени диакона Калликста, который был смотрителем кладбища (а затем и сам стал главой римских христиан). С III в. все стены катакомб расписываются и символами, и сюжетными сценами. К символам можно отнести прекрасно выполненную в античной манере вазу с виноградом и клюющую виноград птицу (может быть, голубя?) в катакомбах Св. Себастиана. Существенное место в росписях катакомб занимают ветхозаветные сюжеты, которые уже наглядно включаются в систему христианских верований: иудаистские традиции становятся частью общехристианской массовой культуры. Подбор этих сюжетов связан с идеей провозвестия явления Христа. Так, Валаам на ослице и ангел, его останавливающий, — провозвестие въезда Иисуса на ослице в Иерусалим. Интересно отметить, что в Деяниях Фомы апостолу во время его пребывания в Индии является говорящий осленок, который объявляет себя потомком той самой ослицы и ввозит Фому в город. Таким образом как бы протягивается нить между ветхозаветным эпизодом, рассказом новозаветных Евангелий и историей апостола: создается единая сакральная история христианства. В катакомбных росписях изображен также Моисей, заставивший бить воду из скалы, он должен был восприниматься как возвещение о крещении; пророк Иона, попавший в чрево кита, и его избавление оттуда по воле Бога — символ пребывания во тьме и возвращения к свету истинной веры. Одна из таких росписей II в. в катакомбах Присциллы (в Греческой капелле — названной так по найденным там греческим надписям) представляет эпизод из Книги пророка Даниила (одной из наиболее часто цитируемых христианами ветхозаветных книг, поскольку в ней предсказано явление Сына Человеческого и конец света): вавилонский царь Навуходоносор (тот самый, что захватил Иерусалим в VI в. до н. э. и разрушил первый Храм) сделал золотого идола и под страхом сожжения пытался заставить троих иудеев поклониться идолу. Они отказались, и тогда он приказал бросить их в раскаленную пылающую печь, но свершилось чудо — те люди, которые бросили их в печь, сгорели, а иудеи остались целы и невредимы (Дан. 3: 14–27). Этот эпизод и его изображение символизировали веру и то чудо, которое эта вера может совершить. К тому же времени в тех же катакомбах относится роспись об истории Сусанны (эта история в Септуагинте помещена перед Книгой Даниила), добродетельной женщины, которую пытаются соблазнить и преследовать старцы, что олицетворяет стойкость в вере перед лицом испытаний; встречается и фреска, на которой Лот, изображенный довольно примитивно, держа за руки двух дочерей, уходит из обреченного на гибель Содома — это должно было знаменовать путь к истинной вере. Ветхозаветные сюжеты, таким образом, становятся неотъемлемой частью христианских росписей, невзирая на запрет изображать их.

Три иудея в огненной печи. Роспись в римских катакомбах

Лот с дочерьми, выходящий из Содома. Роспись в римских катакомбах

Интересно, что в росписях были сделаны попытки использовать и античные сюжеты для символического толкования: слишком глубоко вошла древняя мифология в сознание (подсознание?) новообращенных верующих. Так, в катакомбах встречаются изображения любимого героя греческих мифов — Геракла; стены в катакомбах на Латинской улице украшены сценами из мифов о Геракле: эта чисто языческая тема интерпретирована в христианском духе — победа веры над смертью и темными силами. Здесь использована история, послужившая основой трагедии Еврипида «Алкеста», в которой Геракл отбивает от демона смерти добродетельную Алкесту, согласившуюся умереть вместо своего мужа. Муж, друг Геракла, в отчаянии — и Геракл возвращает ему Алкесту. Этот сюжет христиане связывали с идеей воскресения для вечной жизни. Еще одна роспись представляет Геракла, убивающего гидру — символ зла и насилия; своеобразна трактовка истории с яблоками из сада Гесперид — Геракл с дубиной стоит около дерева, которое охраняет змей (в отличие от мифа, где дерево охранял дракон, а яблоки доставал Атлант); змей здесь явно символизирует того, кто искушал Еву, дерево — похоже на то, что росло в саду, а Геракл — борец со злом и искусителем. Однако если ветхозаветные мотивы органично вошли в христианскую традицию, то интерпретация античных мифов, попытка включить их в христианскую символику, сделанная достаточно образованными людьми, знавшими не только мифы, но и трагедии, и стремившимися сочетать привычное им культурное наследие с новой системой верований и представлений, — эта интерпретация не получила сколько-нибудь широкого распространения: слишком сильны и неприемлемы были языческие ассоциации.