Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Отдельные отзвуки экуменизма в культе императора еще встречаются на протяжении I века. Так, до нас дошло постановление небольшого городка из Малой Азии Идимы, посвященное императору Флавию Веспасиану: «(За) Автократора Цезаря Веспасиана Августа, спасителя всех людей и благодетеля (евергета) в знак благодарения (евхаристии) союз (койнон) идимийцев за него богам». Надпись эта может быть интересна во многих отношениях. Идима — ничем не примечательное небольшое поселение, не имеющее даже статуса полиса, а всего лишь «союз идимийцев». Формула чествования не стереотипна: наряду с эпитетом евергет (благодетель, который встречается в надписях того же региона в честь представителей династии Флавиев), Веспасиан назван спасителем всех людей без какого-либо указания на связь с благодеяниями, оказанными самой Идиме. Обращает на себя внимание несоответствие своего рода «захолустности» поселения, воздающего почести, и экуменическое восприятие правителя. Наиболее близкое по времени (после надписей в честь Августа) сходное выражение содержится в эдикте префекта Египта Тиберия Юлия Александра в честь правившего недолго императора Гальбы, где он назван «воссиявшим нам (т. е. египтянам) ради спасения всего рода человеческого». Я не буду разбирать мотивы, побудившие префекта употребить подобную титулатуру в отношении Гальбы, сторонником которого он был; мне кажется, что она в какой-то степени связана с духовной жизнью Египта того времени. Маловероятно, что идимейцам был знаком этот эдикт; возможно, они знали надписи в честь Августа, которые продолжали красоваться на площадях городов. Что могло побудить Идиму издать такое краткое и при этом пышное постановление, используя «экуменическую» фразеологию в честь первого императора из династии Флавиев? Веспасиан, вероятно, вообще не знал о существовании «союза идимейцев», да и краткость постановления указывает на то, что особых благодеяний для них совершено не было (даже в торжественном египетском эдикте Гальба воссиял конкретно египтянам). Возможно, поводом для этого почетного декрета послужило окончание борьбы полководцев за власть после гибели Нерона, во время которых города восточных провинций страдали от денежных поборов. Тацит в «Истории» говорит, что хуже всего провинциям приходилось именно от этих поборов: полководец Веспасиана Муциан при сборе денег не считался ни с правом, ни с реальными возможностями провинций (II, 84), все богатые имения были разграблены. Не исключено, что среди пострадавших оказались и жители Идимы. Но, как пишет там же Тацит, ситуация не изменилась и после установления мира, те же «безжалостные меры» продолжали применяться. Так что вряд ли Веспасиан — в отличие от Августа — мог быть искренне назван «спасителем всех людей», а для простого выражения верноподданнических чувств можно было найти другие словесные обороты, тем более что сам Веспасиан не считал себя богом. Но идимейцы вряд ли представляли себе конкретно личность императора. Кажется, что фразеология этой надписи связана с тем, что и маленькая Идима начинает ощущать свою причастность к огромной империи, стремится осознать себя частью всего человечества и выразить это ощущение. Можно предположить, что именно для небольших поселений, не имевших древних полисных традиций, связь с «большим» миром становилась все более важной, она как бы компенсировала их незначительность. В данном случае Веспасиан стал символом этой включенности, а чествование его как бы позволило говорить идимейцам от имени всего человечества и чувствовать себя полноценной и самостоятельной частью огромной державы.

Определенный интерес представляет и слово евхаристия (благодарение), употребленное в надписи. Это существительное (в отличие от однокоренного глагола) достаточно редко упоминается в надписях и обычно обращено к божествам. В аналогичных декретах в честь Флавиев, изданных в Идиме, оно не употребляется. Это слово также указывает на стремление придать особую торжественность постановлению, может быть, оно содержит скрытый намек на божественность Веспасиана, который прямо богом не назывался. Употребление его, как и возрожденный «экуменический» титул, свидетельствует о том, что надпись не была инспирирована сверху, она была следствием инициативы самих идимейцев, с одной стороны, возможно, надеявшихся на передышку в поборах, а с другой — стремившихся громко заявить о себе властям и соседям, используя достаточно необычное для официальных декретов этого времени словоупотребление. Однако оно, несомненно, было на слуху у жителей Малой Азии, видевших самых различных религиозных проповедников. «Экуменизм» не был только достоянием христианства, эти идеи витали в воздухе. Идима как бы осознавала свою связь через императора — спасителя человечества со «всеми людьми», хотя фактически это означало: со всеми его подданными.