– Конечно, даже наблюдал, как её клали. В Смоленске артель плотницкая есть, так там печник – золотые руки. Игнатом звать. Он весной в Новгород приедет, Пахом Ильич с ним договорился. Поговори, может, и тебе сложит, – уже зевая, ответил боярину. – Ты лучше ответь, надолго сие безобразие?
– Коли на Аггея будет сильный мороз, то стоять ему до Крещения. А пока рано что-либо говорить. Думаю, мы ещё Подагу станем благодарить, коли только день потеряем. Сена на три перехода осталось, овса почти нет, тяжко придётся. – Гаврюша приоткрыл дверь, высунул голову и тяжко вздохнул. – Я скоро, отлучиться надо.
К обеду следующего дня распогодилось, ветер был ещё сильный, но двигаться стало возможно. Так что слова благодарности славянскому богу погоды были произнесены. Снорька снял с первых саней желобки, скреплённые снизу двумя поперечными досками, нанёс смазку внутрь, подложил приспособление под полозья санок. Возничий подхлестнул лошадку, проехал по смазке и двинулся дальше в путь, освобождая место следующей. Процедура повторилась из раза в раз, и она того стоила. Смазанные полозья наших саней прочерчивали дорогу. Купцы, немного поворчав, тронулись вслед. Преодолев несколько вёрст, мы вновь остановились, но уже на постоялом дворе. Испытывать судьбу желания больше не было, да и тщательный осмотр движимого имущества пришёлся вовремя. Пять санок из наших трёх десятков везли продовольствие, к ним привязывали прицепы, на которых хранился корм для лошадок. По мере опустошения прицепы оставляли на погостах. Особой цены они не представляли, и любой нуждающийся купец или путник мог попросить их для себя. Вот их мы и оставили, не только перегрузив остатки корма на свои продуктовые сани, но и воспользовавшись опустевшими соседскими. Подобную взаимовыручку я наблюдал на протяжении всего маршрута. Торговый люд помогал друг дружке, несмотря даже на то, что некоторые являлись конкурентами. За сорок пять суток – время, затраченное на переход от Смоленска до Новгорода, – я интересовался новостями и настроением людей на каждой стоянке. Все мои попытки разузнать по дороге о событиях под Киевом ни к чему не привели. Людям было абсолютно не интересно, что творится в соседнем княжестве, словно всё, что там происходило, было на другом конце света. В Великих Луках дело дошло до драки, когда один из постояльцев двора заявил: «Подумаешь, разорили Киев, меня б позвали, даже подсобил». И это были мысли простых обывателей. Князья же не ждали, когда позовут. Урвать кусок у соседа, да пожирнее, считалось обыденным делом.
Новгород встретил нас не только ярким солнцем, но и главной новостью: вернулся на княжение Александр Ярославович. Причём вернулся не один, а с одним старым знакомым. Посольство Сбыслава вышло успешным, ещё раз подтвердив пословицу, что человек с большим кошельком серебра подобен волшебнику. Князь привёл с собой триста конных дружинников и сотню степняков. О кочевниках говорили много, ходили на них смотреть, удивляясь, отчего они так похожи на местных, а не смуглые и косоглазые, судя по описанию купцов с Востока. Как потом выяснилось, Бата Сухэ всё же навестил своё стойбище, забрал всех оставшихся юношей, самых красивых молодых девушек и подался на Русь. Один умелый воин – это хорошо, но когда за тобой сотня умелых стрелков на конях, отношение совсем другое. Ярославович обзавёлся лёгкой конницей, а Бата Сухэ получил новый дом-усадьбу и звание сотника. Были и плохие новости. Строган каким-то образом отыскал серебро. Поговаривали, что залез в долги, не то ограбил кого-то, но в результате – заплатил за польский хлеб и перепродал его свеям. Удачливых в Новгороде любят, их уважают, к мнению прислушиваются. Авторитет боярина снова пополз вверх, а нашей компании вниз. Хлебные запасы, собранные в монастыре, потихоньку отправлялись на рынок города, голода не замечалось и хотя свою задачу в «Битве за урожай» можно было считать выполненной, без изъянов не обошлось. Вместо спасителей людская молва выставила нас мироедами. И неважно, кто распускал эти слухи, слишком поздно было обращено на них внимание, в результате чего благое дело не получило должного отклика среди новгородцев. Иными словами, если все экономические маркеры в стране указывают на неминуемый кризис и обвал, а народ это особо не ощущает на своей шкуре, то надо понимать, что кто-то латает трещащее по швам полотно экономики, не иначе, как совершая подвиг. Люди же об этом или не догадываются, или предпочитают не замечать, до того момента, когда «полотно» не расползётся на нитки. Так что как только подошёл к концу двухдневный отдых для лошадей, санный поезд тронулся к Ореховому острову. Ефрем передал казну для Пахома, подогнал двух плотников, просил кланяться хозяину и на прощание помахал рукой. Через девять дней я был в крепости.