Изюмка

Вдруг на балконе самого последнего этажа Изюмка заметил странного человечка. Человечек держал в руках целых три зонта, накрытых чем-то вроде простыни и карабкался на оградку балкона. – „Эй, дядя Серый! – окликнул Изюмка и вытянул вверх грязный палец. – Вона! Вона! Смотрите! Чего это он?“ – Серый мазнул вверх по фасаду выпуклыми, покрасневшими с век глазами и ахнул: „Ах, его в бога, в душу, мать, раздери-раздерни! Убьется ведь, беспременно убьется!.. Назад! Уйди!“ – внезапно заорал он сорвавшимся визгливым голосом. Редкие прохожие, а вместе с ними и Изюмка, шарахнулись в сторону. Фигурка на балконе на мгновение скрылась, но вскоре появилась снова, видная уже до пояса. Бестолково размахивая руками и тыча пальцем в небо, Серый, спотыкаясь, заметался по тротуару. – „Люди! – гнусаво бормотал он. – Мужики! Не успеть! Убьется! Ловить надо! Люди! Сюда!“ – Прохожие брезгливо морщились и, опуская глаза, проходили стороной. Не отрывая взгляд от балкона. Серый толкнул Изюмку: „Беги! Наверх! 12 этаж. Звони, в дверь колоти. Что хочешь.“

Изюмка побежал.

Стукнул кулаком по кнопке лифта. Но то ли лифт не работал, то ли сил не хватило – кнопка подмигнула Изюмке злобным красным глазом и погасла. Изюмка бросился к лестнице. Бежал, задыхающимся шепотом считал этажи. Двенадцатый. Каким-то чутьем угадал дверь, подпрыгнул, нажал кнопку звонка. Еще и еще раз. Больше не смог прыгать, кончились силы. Тогда он руками и ногами заколотил в дверь, закричал: „Эй там, откройте!“ – Но крика не получилось, получилось что-то вроде далекого собачьего лая со свистком тепловоза в конце. Изюмка уже собрался было заплакать, но тут за дверью затопотали быстрые шаги, щелкнул один замок, другой. Дверь распахнулась. На пороге стоял мальчик года на два помладше Изюмки, с белой волной челки на лбу, в коротеньких штанишках и белых гольфиках. – „Ты кто?“ – без испуга и удивления спросил мальчик. – „Я – Изюмка. А ты?“ – „Я – Воля,“ – охотно объяснил он. – „А чего ты делаешь?“ – спросил йзюмка. – „Я летаю, – ответил Воля. – Уже совсем было полетел, а тут – ты. Звонишь, стучишь…“ – „Нельзя летать, убьешься,“ – твердо сказал Изюмка. – „Так я ж не просто так, – в голосе мальчика послышалось снисходительнее терпение. – Я ж с крыльями. Вон – целых три зонтика и покрывало еще. Почему нельзя? Птицы же летают…“ – „Эвона придумал – зонтики, – усмехнулся Изюмка. – Зараз и убьешься. А что птицы летают – то особ статья. Человеку за ними не угнаться. А ты чего – один, что ли?“ – „Ага! – улыбнулся Воля, и Изюмка подумал, что он не очень огорчен отменой полета. – Няня к соседке ушла, а музыкальная учительница не пришла вовсе… Пойдем в мои игрушки играть? У меня железная дорога есть. Совсем как настоящая… Даже фонари горят, если батарейки вставить…“ – Изюмка заколебался, но в это время оглушительно хлопнула дверь и на площадку влетел Серый. Вид у него был настолько растерзанный, а глаза так дико блуждали, что Воля испуганно попятился вглубь квартиры. – „Это дядя Серый, – спокойно объяснил Изюмка. – Ты не бойся. Он добрый, только пьяный немного…“ – „Мне мама говорила с пьяными не разговаривать,“ – опасливо покосился на Серого Воля.

„Не бойся, – повторил Изшка. – А родители чего, на работе?“ – „Ага. Никого нет. Пойдем играть,“ – нетерпеливо сказал Воля, и как раз в этот момент щелкнула дверь напротив и оттуда выкатилась аккуратная старушка в тапочках с помпонами. Увидев Серого, сидящего на полу, взъерошенного Изюмку и Волю в открытых дверях, она всплеснула руками и, квохча, как курица-наседка, стала наступать на Изюмку, отгораживая от него Волю: „Ты чего? Вы чего это тут?! А ты чего, Воля? А ну, давай-ка!..“ – „Ишь, раскудахталась! – зло сказал Серый. – Ко времени бы! Ушла лясы точить, а пацан тут чуть не убился! Если б не Изюмка…“ – „Ой! Как? Чего? – старушкины руки-крылья безвольно повисли. – Воля, что он говорит?!“ – „Он хотел с балкона прыгнуть. С зонтиком. Чтобы полететь, – объяснил Кзюмка. – Я снизу бежал. Звонил, стучал. Он открыл…“ – „Ой, Воля, как же… – у старушки мелко затряслась голова. Она обернулась к Изюмке и Серому и вдруг, молитвенно сложив руки, запричитала. – Вы простите меня, дуру старую, что об вас дурное подумала! Сама-то хороша! Вы уж только хозяевам ничего не говорите, а то погонят меня! А куда я пойду? Работать-то уж совсем не могу, ноги порченные, родных не осталось. А пенсия колхозная – хочешь живи, хочешь в гроб ложись…“ – „Да будет тебе! – оборвал старушку Серый. – Развылась! Больно нам надо говорить кому! Смотри за мальчонкой лучше…“ – „Да я уж…“ – заторопилась старушка, но Воля вдруг сделал шаг вперед и ехидно пропищал: „А я маме все скажу, и папе все скажу…“ – „Воленька, как же…“ – оторопела старушка.

– „А вот так, – радостно подтвердил Воля. – Все скажу. А если ты мне дашь свою шкатулку играть – тогда не скажу.“ – „Дам, Воленька, дам,“ – тяжело вздохнула старушка.