Излеченные души

«Грешник. Ты грешный мальчик», — шипел он. Воспоминание было слишком реальным, и мой сердце ухнуло в желудок. — «Тебе нужно избавиться от пламени в своей крови. Изгнать дьявола из своей темной души».

Я задыхался, и мне пришлось использовать седушку байка для равновесия, потому что колени буквально подгибались от этих воспоминаний. Я не хотел поддаваться прошлому. Не хотел возвращаться туда. Не хотел видеть его гребаное лицо в своей голове. Но то, чего я хотел не имело гребаного значения. Потому что он всегда был со мной. Всегда шел за мной. Он никогда, бл*дь, не оставлял меня в покое.

Рев двигателей Харли раздался позади меня, и я опустил свои поднятые руки. Я знал, что это АК и Викинг, даже не оглядываясь. Они попытаются меня остановить. Я знал это, потому что они не понимали, что происходило за этими деревянными дверьми, пока никто не видел.

Заставив себя выпрямиться, я снова уставился на двери церкви. Вынудив ноги двигаться, я шел к нижним ступенькам. Но не мог пройти дальше. Я пытался заставить свои ноги двигаться, сделать первый гребаный шаг, но они не слушались. Не хотели. Моя трусливая задница слишком боялась столкнуться с тем, что было за этими дверьми.

Я опустил голову и ударил по ней нижней частью ладони.

— Двигайся! — приказывал я себе. — Черт побери, двигайся, трусливая баба!

Не в состоянии подняться по ступенькам, я вышагивал по тротуару. Ходил вперед-назад, вперед-назад, моя голова была переполнена мыслями. Упоротые изображения в моей голове. Предупреждения в моем мозге.

— Они причинят боль Мэдди. Они причинят боль Мэдди, — говорил я себе. И пламя становилось жарче в моих венах.

Я боролся за воздух, когда шагал быстрее и представлял лицо Мэдди в своей голове.

Так или иначе, я нахрен, вытащу ее оттуда.

2 глава

Мэдди

Часами я сидела в тени, спрятавшись за большой белой мраморной статуей Иисуса.

Я больше не могла находиться на территории клуба, хоть это и была свадьба Лилы и Кая. Я больше не могла вынести и секунды взаперти этой комнаты, пялясь в окно, отчаянно желая, чтобы Флейм вышел из гущи деревьев.

Но этого не происходило.

Закрыв глаза, я представляла, как он прыгнул вперед, чтобы защитить меня от пули. Затем я могла видеть только кровь.

Когда я снова открыла глаза, то уронила голову к ногам статуи и сжала руки от пустой боли в груди. Мгновенно мой разум наполнился им: темные глаза, короткая борода, слегка кривой нос и огромное тело мужчины в татуировках, который стоял под моим окном, чтобы защитить меня, с ножами в руках.

Я потеряла концентрацию, глядя на деревянный пол церкви, но подняла голову, когда заиграла моя любимая песня. Струны гитары эхом отдавались от высоких стен. Затем мягкие звуки клавиш пианино присоединились к магическому звучанию гимна, который всегда вызвал у меня улыбку. Мои руки медленно начали расслабляться, а тело слабо покачиваться в ритме.

Со своего места я не видела хор, но слышала его. Вот почему я ходила в церковь. Не из-за религии, а из-за этого пасторального пения.

«Во мне есть свет, и я позволю ему сиять.

Во мне есть свет, и я позволю ему сиять.

Во мне есть свет, и я позволю ему сиять.

Позволю ему сиять, позволю ему сиять, позволю ему сиять...»

Мои губы двигались вместе со словами песни. Но я не пела. Я не могла сказать ни слова вслух. Я никогда не осмелюсь спеть. Меня всегда учили, что пение под запретом — это грех. Но я могла слушать. Я могла слушать и чувствовать себя в безопасности... чувствовать крупицы счастья, пусть это и было на несколько минут, пока звучало сладкое пение.

Гимн продолжал играть, и я улыбалась, пока не стихли последние слова...

«Каждый день, день за днем, я позволю моему свету сиять...»

Протяжно и медленно выдохнув, я наклонилась вперед к ногам статуи, чтобы послушать репетицию хора евангелистов. Но на краткое мгновение между гимнами, за пределами церкви можно было различить звук.

— Мэдди!

Я выпрямилась, когда резкий и хриплый крик наполнил мои уши. Биение моего сердца барабанило в груди.

— Мэдди! — снова послышался крик. Мои руки задрожали. Недоумевающие шепотки хора были слышны с их балкона, дверь кабинета пастора Джеймс открылась. Она вышла вперед с беспокойством, написанном на лице. Пастор Джеймс — это женщина, которая пригласила меня и моих сестер в церковь без вопросов. Женщина, которая поженила Лилу и Кая пару часов назад. И женщина, которая вскоре вернулась в церковь, чтобы я не находилась здесь одна.

Я была неподвижна, как статуя, мое тело замерло в ужасе. Пастор Джеймс направлялась в мою сторону с озабоченностью на лице.

Она открыла рот, чтобы заговорить, когда за дверями раздался оглушительный рев двигателя, за которым последовал еще один крик.

— МЭДДИ! — на это раз более безумный.