— Мы с вами «Оскара» должны получить, Валерий Георгиевич!
— Ну, ясно — только «Оскаром» можно заслониться, когда нас будут «кончать» за растрату!
— Ещё какие-нибудь указания есть?
— Капитан влюбляется до безумия, — пела Луша, но, по-моему, она сошла с ума, превратившись из прогрессивной журналистки опять в уборщицу-миллионершу.
Мне кажется, она окончательно запуталась.
— Указания? Вы помните — героиня запивает, пьёт всё подряд: виски, шерри, джин, кюрасао, водку!
Вот водку — зря.
— ...Наступает рассвет, капитан находит её и, обняв за плечи, ведёт в ресторан. Им подают молочного поросёнка...
— И тут вбегают мафиози и убивают их! — выкрикиваю я.
Наступила долгая пауза. Видимо, Луша усваивала обидную мысль, что всех денег из мафиози всё равно не выкачать... А заканчивать всё равно как-то надо, уж лучше так. И такая малопонятная смерть даже выгодней: раз — и всё, а если разоряться на объяснения, то не успеешь толком выпить и закусить.
— Ну хорошо, если вы так хотите... — не очень охотно проговорила она.
«А как ещё с тобой расстаться?» — подумал я.
— Ну хорошо... они падают среди цветов...
Рядом с поросёночком...
— ...и вскоре в небо над кораблём взлетают две ослепительные чайки!
Всё-таки она упорно хочет доказать, что главный автор — она, а остальные лишь неумело ей помогают.
— А поросёночек — не взлетает?
Зловещая пауза, на протяжении которой я должен, видимо, сначала покрыться потом, а после — заледенеть от ужаса.
— Мне не очень нравится ваш цинизм, Валерий Георгиевич!
Да я и сам с ним намаялся.
— Мы обо всём договорились, Валерий Георгиевич?
— Нет, — проговорил я и повесил трубку.
Снова звонок. Дозаказ шампанского? Со вздохом я взял трубку.
— Где эта с-сука? — сиплый голос Крепыша.
— Не знаю. А что случилось?
— Она у ювелира нашего колье «одолжила» — и с концами! На выставку везли! Сказала, что для съёмок надо. Только сейчас раскололся, с-старый козёл! А ты её покрывал. Всё ясно?
Ясно: казни не миновать.
— Где эта с-сука? Стали всех трясти: оказалось, что тут не съёмочная группа, а сплошной г-гарем: ни артиста ни одного, ни оператора, ни осветителя — никого! Одни е...ри её! Ты такой же специалист?
Да, в общем, наверное, да.
— Погодь — ты тоже своё огребёшь!
Не сомневаюсь. Бросил трубку, стал качать мышцы. Ну... совершенно безумная баба! Знала ведь, что колье увела, — и шампанского, шампанского гордо требовала. И — чайки, чайки... Красивый миф. Идея, конечно, возвышенная, но отдельные негодяи...
Звонок.
— Они думают, я чокнутая! Вешают свои миллионы на меня и, чтобы ничего не прилипло, хотят!
Бросила трубку. Зачем звонила — не пойму. Оправдаться перед богом? Но я же не бог. А насчёт «прилипания» вообще не спец. Ну, прилипло колье. Хорошо это или плохо?
Яростный перезвон. Такой, наверное, стоит на подводной лодке, когда она идет в атаку или ко дну.
Снова Крепыш:
— Ты знал, что на этой «барже» полно ментов? Ты их привёл? Или эта?
Пауза. Неожиданно — её крик:
— Найдётся здесь хоть один мужчина?!
Пауза. Видимо, не нашлось.
Пошли выстрелы: надеюсь, это не в меня пытались попасть по телефону? Крики: «Зорька! Стоять» — словно из хлева. Опять выстрелы — даже трубка на шнуре подпрыгивала. Потом, как в стереокино, звук переместился в другую сторону: по коридору, за моей дверью, пронеслись, всё сотрясая, какие-то боевые слоны, с отрывистыми хриплыми криками:
— Беру, Петро!
Удар — словно столкнулись два огромных бильярдных шара и разлетелись. И снова голос:
— Беру, Павло!
Мне тоже захотелось поучаствовать в этих богатырских играх, я стал трясти железную дверь «пытошной» — бесполезно.
И тут вдруг резко наступила тишина: и в трубке, и в коридоре. Шум и грохот были как-то спокойней (какая-то жизнь идёт и без меня), а тишина страшно насторожила. Что-то совсем необычное. Все умерли?
Я стал колотиться, ища в «пытошной» слабое место, наконец вышиб какую-то переборку — не в море ли? — и вышел вон.
Картина, которую я застал в «Тропикано», превосходила своей неожиданностью все. Гора трупов? Банально, банально! Гораздо интереснее! Тоха в пятнистой десантной форме с тремя богатырями в тренировочных костюмах сидел за стойкой бара и пил сок. По другую сторону овального бара сидели мои заказчики — Лысый, Лимон, Крепыш — и, как и положено негодяям, пили вино. Картина была почти идиллической, разве что дышали они чуть прерывисто.
Ничто в жизни не доводится до конца. Зная, что окончательно друг друга все равно никогда не победят, они могут слегка расслабиться, не спешить, не гнать горячку. Трое богатырей рядом с Тохой показались мне мучительно знакомыми. Где же я их видел? Да вчера, в баре! Внедрялись в нехорошую жизнь? Но до чего капитально!
Луша сегодня явно тяготела к силам порядка и даже кокетливо натянула пятнистый Тохин берет. На шее её победно сияло колье. И тут она в зеркале увидела меня. Я мог и, наверное, должен был пройти мимо, но вместо этого как принципиальный пионер остановился: давайте поставим точки над i!