Излом

Слабый, еле заметный ветерок струился, прижимаясь к стене, плотная крона спасала от синевы неба, звуки и голоса отдыхающих людей отодвинулись в сторону. Через некоторое время я почувствовал себя гораздо лучше — неподвижное тело потихоньку остывало, снятая шляпа дала облегчение голове, позволив слабому сквозняку смахнуть липкую влагу с макушки. Я полностью расслабился, почти задремал, все мое внимание было обращено на мои внутренние ощущения, на чувство скелле. А я их чувствовал! В основном это был тихий звон в ушах. Через некоторое время я стал понимать, что происходит за стеной — вот носительница дара, от которой сильнее всего звенело в голове, встала и куда-то направилась, пройдя мимо меня — звон шевельнулся, плавно усилился при ее приближении и также медленно утих, когда она миновала мой участок стены. Если скелле двигалась с обычным для человека темпом, то я мог ощутить ее присутствие на дальности до десяти метров. Вот шум возник опять, приблизился усиливаясь и застыл на высокой ноте — носитель искусства за стеной остановился прямо напротив меня. Звон еще более усилился, моего затылка впервые за все время коснулась метелка одуванчика — это заставило меня вспомнить об Ане и под сердцем шевельнулся червячок. Я скучал по ней. Когда мы были вместе, я частенько мечтал о том, чтобы она позволила мне действовать по-своему, не обращая на нее внимания. Теперь я был один и тосковал, что рядом нет собственной атомной бомбы, пусть она и отнимала слишком много внимания.

Скелле за стеной, постояв некоторое время буквально в нескольких шагах от меня, удалилась. Все ощущения были предсказуемо однообразны — вот появился слабый шум, приблизился, зазвенел на высокой ноте и так-же плавно удалился. Я, несколько разочарованный, собирался уйти, но дремотное состояние, знакомое жителям тропиков, обезволило меня, лишив желания двигаться. Однообразно мелькали скелле за стеной, все более редко приближавшиеся ко мне, затих табор нуждающихся вдали. Солнце сдвинулось к западу, отчего стена, под которой я сидел, начала отбрасывать узенькую дополнительную тень, провоцируя меня не двигаться — вряд ли там, куда я собирался направиться будет лучше, чем здесь. Вдали появилась очередная скелле, привычно двигавшаяся во внутренней галерее вдоль стены под которой я сидел. Я лениво отслеживал, как она приближается, когда внезапно, когда до меня оставались, по моим оценкам, лишь несколько шагов, звон в ушах нырнул, как будто сместился вниз, застыл на пару мгновений, вновь поднялся и продолжил движение. Ничего особенного больше не происходило, но я очнулся — если бы меня спросили, то я бы предположил, что приближавшаяся скелле споткнулась, упала, немного помедлив, встала и пошла себе дальше. Но в тот момент, когда она лежала, или, может быть, стояла на четвереньках, я ощутил довольно жесткое перо невидимого растения, кольнувшее меня в ухо. Самое необычное было то, что я был уверен, это ощущение возникло не из-за скелле, а просто потому, что голова скелле задела какой-то ветерок, который внезапно стал очевиден для меня. В этот короткий момент я понял, что постоянно ощущаю что-то вроде потока, равномерно и монотонно дующего откуда-то из-под линии горизонта. Я никогда не замечал его именно из-за его абсолютной монотонности. Так со временем перестаешь замечать однообразный шум, если он не меняется, не мешает и не несет никакой информации.

Источник! Темная звезда! Блин, черная дыра! Виутих говорил, что она видна только из высоких широт южного полушария. Значит, здесь, почти на экваторе, он должен быть где-то немного ниже горизонта. Споткнувшаяся скелле случайно спроецировала свою голову на это направление и я сразу же ощутил мощный лепесток, едва не проткнувший меня.

Хотелось воскликнуть — Эврика! Вместо этого, я отрыл глаза, осмотрелся и медленно с трудом встал. Солнце сдвинулось довольно далеко, трудно описать словами, но окружающее немного изменило свой цвет, став немного боле темным, насыщенным, как будто слепящий поток света с неба слегка изменил свой оттенок. Даже не глядя ни на какие часы можно было сказать, что день пришел к повороту — скоро наступит томное, отходящее от дневного жара вечернее время. Нацепив местное сомбреро — оставшегося тепла все равно хватило бы, чтобы пожарить не одну яичницу, я направился домой, на свою крышу, к своему самолету и экспериментам со скелле. Теперь, мне казалось, я знал, в чем была моя ошибка, и мне не терпелось проверить это.

За сохранность самолета я не волновался — за все время, пока я тут обретался, я не видел ни одного человека, который бы бродил без цели по развалинам, а тем более, исследовал крыши разрушенных останков древнего города. Какие-то меры предосторожности я собирался предпринять завтра, после встречи, если она состоится, с деловыми ребятами. Я был уверен, что их заинтересует место, где проживает, такой интересный обладатель качественной пастилы.