Изломы (СИ)

Элис, кажется, тоже хочется расплакаться, правда, вряд ли дело только в бурном счастье. Разумеется, она счастлива, но носить ребёнка во время войны и каждый день бояться за него, за его отца – за себя, в конце концов… Лили обнимает подругу крепче, и обеим ясно, что объятие не про поздравления.

- Так, - собирается Элис, смахивая всё-таки выступившие слёзы. – Корми нас! И рассказывай, что это с тобой на прошлом собрании приключилось.

Лили послушно направляется на кухню, собирать поздний ужин.

- Может, лучше я послушаю тебя? – предлагает она.

Кажется, это важнее.

- Нет, - Элис категорична, но под внимательным взглядом Лили сдаёт: - Может, потом… Рассказывай.

Лили усмехается: да уж, она ждала изящных подводок к теме… а тут на тебе – вопрос в лоб, отвечай, не отвертишься. Элис заминку замечает и подталкивает:

- Это из-за Снейпа. Не из-за убийств в Манчестере.

Лили остаётся только кивнуть.

- Джим говорит, тут нечему удивляться, - неохотно начинает она, взмахивая палочкой над тарелкой, на которую тут же приземляются аккуратные ломти печёного мяса. – Я и не удивляюсь, но… я до последнего надеялась, что Сев сделает правильный выбор. А теперь… понимаешь, одно дело было упрекать его в неподходящих увлечениях или выборе плохой компании, и совсем другое - всерьёз заиметь его в качестве врага, - говорить тяжело, Лили не смотрит на Элис. - А если мы сойдёмся в бою? Он убьёт меня? …Я убью его?.. Я, конечно, не про то, кто лучше владеет боевой магией…

Думать об этом одной, по полночи сидя в постели, обнимая коленки и разглядывая складки на одеяле, было почему-то проще, чем говорить вслух.

- Детка… - говорит Элис и протягивает руку через стол, чтобы сжать пальцы Лили в подбадривающем жесте.

Та слабо улыбается и отвечает на пожатие.

- Он всегда был той ещё задницей, - говорит Элис, поставив перед собой подплывшую по воздуху чашку с золотистым ароматным бульоном, - но с другой стороны, он на тебя дышать боялся, хотя ты гриффиндорка и маглорождённая…

«Любимая, ты моя любимая…»

«Грязнокровка».

Лили сгребает рыжие пряди к затылку.

- Это я во всём виновата. Я же ничего не соображала! Он говорил – а я верила…

Элис смотрит тревожно и явно не понимает, о чём Лили пытается рассказать, и тогда та пробует сначала.

- Мы говорили с ним… на седьмом курсе, после Рождества. Ну, как говорили… целовались.

Элис кивает – она никогда не спрашивала, но, вероятно, догадывалась.

- Я сказала ему, что мы не можем быть вместе, потому что я грязнокровка, а он без пяти минут Пожиратель смерти. И я даже не сомневалась в том, что говорю, потому что… потому что он всегда очень категорично отстаивал своё увлечение Тёмными искусствами, и из-за той истории на пятом курсе… А теперь я думаю, скажи я: брось всё и будь со мной – он бы был. Он, в общем-то, и попытался, но я же такая умная, сразу ему рассказала, кто есть кто и что нам с этим раскладом светит.

- Но ты тогда была ещё ребёнком, - ласково замечает Элис. – Ты не могла видеть то, что видишь сейчас. Ты ни в чём не виновата.

Улыбка, которая появляется на лице Лили, называется «спасибо, но ты ничего не понимаешь».

- Я виновата, Элис, - убеждённо повторяет она. – В том, что не догадывалась, как сильно его любила. Он был рядом всегда, таскал мой чемодан на Кингс-Кросс, мы гуляли с утра до ночи всё лето напролёт, экспериментировали с зельями, писали сочинения за одним столом и в школе тоже часто были вместе – делали уроки, собирали в теплицах травы для зелий…

Чем дальше она говорит, тем выше поднимается левый уголок губ Элис.

- Ну да, да, - в конце концов перебивает она, - я понимаю, что тебе приятно вспоминать, но спасибо – я и сама помню, что вы без конца таскались вместе года четыре.

Лили улыбается – подруга знает о ней слишком, слишком много.

- Это было так естественно, что я даже оценить не могла, насколько это для меня важно. Этот подростковый максимализм… я взорвалась на «грязнокровку» принципиально, не столько из обиды за себя, сколько из желания отделить докси от пикси. Что-то в духе «ах, так вот ты какой на самом деле, наши дороги расходятся с этого места и навсегда»… Так глупо, - Лили качает головой, бесконечно сожалея, Элис смотрит пристально, от этого неловко. – Но на седьмом-то курсе… ведь было ещё не поздно, что бы я там себе ни придумывала. Он приходил в день выпускного – помнишь?

Элис подтверждает кивком. Об этом она не спрашивала тоже, ни в тот вечер, когда они уснули в обнимку, ни потом, но, видимо, причины, по которым Северус приходил, были для неё очевидны.

Пауза затягивается – Лили вспоминает Северуса, выпрямленного, странного и растерзанного нечитаемыми страстями; Элис задумчиво смотрит мимо. Стучит нож, сам собой нарезая огурец. Взгляд Лили случайно падает на чашку с нетронутым бульоном.

- Элис, ужинай, - спохватывается Лили. – Прости, я с этими разговорами тебе поесть не даю.

Та качает головой – ничего, и, так и не вынырнув из размышлений, надкусывает с хрустом сочный кусочек огурца.