Потом они перебираются в гостиную, Лили укладывается Элис на колени, та пропускает сквозь пальцы рыжие густые волосы. Молчание длится и длится, в конце концов Элис не выдерживает:
- О чём думаешь?
Лили отвечает не сразу: больно прокручивать такие вещи про себя, а вслух говорить ещё и неловко.
- Если бы я не была такой дурой, - решается она, наконец, - могла бы быть сейчас миссис Снейп. А у него никогда не было бы Чёрной Метки.
Элис хмурится.
- А не много ли ты на себя берёшь, детка? Ты не боролась за него, но и он не боролся за тебя.
Лили поворачивается так, чтобы видеть лицо подруги, и объясняет:
- Он очень гордый, Элис, он не мог бы, после того, как я сама от него отказалась…
Улыбка на лице Элис отдаёт скептицизмом.
- А сколько раз ты отправляла Джеймса гулять Запретным лесом? Или хочешь сказать, что Джеймс у нас образец смирения – сравнивай его с кальмарами, бросайся в него «никогда»…
- Это совсем другое?.. – неуверенно возражает Лили.
- Это одно и то же, - отрезает Элис. – Я хочу сказать, что вы со Снейпом облажались оба, и нет смысла брать всю вину на себя.
Лили закрывает лицо руками, и снова повисает молчание.
- Это кошмар какой-то… - шепчет Лили, опуская руки, когда пауза начинает действовать на нервы. – Джим действительно чудесный, а я не могу перестать думать про Северуса… Чувствую себя ужасно.
- Чувствуй, - хмыкает Элис. – Заслужила. Кстати, а что Джеймс-то?
- А что Джеймс? Джеймс хороший, - Лили чуть пожимает плечом. – Он чудесный муж. Я рожу ему сына и дочку, мы с ним будем счастливы всю жизнь и умрём в один день. Всё хорошо, Элис.
Элис смотрит сверху вниз, и на лице у неё написано крайнее сомнение. Лучше бы она спорила вслух, потому что вот это молчаливое возражение заставляет Лили чувствовать себя совершенно бестолковой.
- А что, по-твоему, браки бывают только по сумасшедшей любви? – спорит она, вдруг отчётливо устав от разговора. – У нас с ним любовь-дружба, и это лучший вариант для семьи. Я счастлива, что у меня такой муж.
- Тогда смирись уже с тем, что ты миссис Поттер, и перестань страдать по своему Снейпу, - сердито советует Элис.
========== Глава 3 ==========
Щека у Петуньи чуть подрагивает, глаза выкачены, на длинной бледной шее – красные пятна.
- Ты же волшебница! - выкрикивает Петунья, и Лили хочется истерически засмеяться, потому что объяснять сестре, что волшебник не Господь Бог, кажется, бесполезно.
- Что ты стоишь, Лили! Доставай свою чёртову деревяшку! Сделай же что-нибудь!
- Тунья, я… ничего не могу сделать, - думать тяжело, говорить – почти невозможно. – Никто не может воскресить мёртвых. Никто и никак.
Петунья кричит – слушать излишне, слышала миллион раз: и насчёт фокусов вместо магии; и насчёт никчёмности всех волшебников, вместе взятых, и конкретно Лили в особенности… Лили стоит, опустив руки, и не замечает, что плачет, только остолбенело думает – что-то не так. Катастрофически, мирокрушительно не так. Разве они не должны обниматься перед лицом горя? Разве они не единственные во всём мире остались друг у друга?.. Когда всё так безвозвратно исковеркалось между ними?..
У Вернона в глазах испуг, который он и не пытается скрыть. Очевидно, такой жену он видит впервые.
- Петти, не кричи, - пытается воззвать он. – Петти. Петунья!
Гаркнуть у него выходит довольно громко, девушки вздрагивают обе. Он всовывает Лили в ладонь стакан, в нём на четверть воды и резковато пахнущее успокоительное. Второй стакан он предлагает Петунье, та выпивает автоматически, как-то разом остолбенев.
- Вот так, милая, а теперь присядь, - уговаривает её Вернон, усаживая на диван, гладит по плечу, и какое-то время все молчат, но потом Петунья заводится по новой.
- Ты никогда ничего не делала для мамы… - укоряет она сквозь выступающие слёзы. – Тебе всегда было наплевать… Дома только летом, и то – с утра до ночи вечно шаталась где-то с этим Снейпом… Думаешь, письма писать раз в неделю – этого достаточно?.. Один раз в жизни я прошу тебя – помоги ей. Но ты и сейчас…
Лили хочется осесть на месте и разреветься в голос, Вернон, похоже, чувствует момент.
- Лили, иди наверх. Хватит с вас обеих на сегодня.
Та кивает и очень старается поскорее дойти до спальни и запереться, но Вернон догоняет её у лестницы.
- Лили, послушай… Может, ты действительно могла бы что-то сделать… Петти не имеет в виду ничего плохого – если ты не делаешь потому, что злишься…
Лили задыхается. Накрывает так, что раскалываются на своих местах тарелки в мамином буфете. Наплевать на то, что Петунья якобы не хочет её задеть – накрывает не от обиды, а от непроходимой, неописуемой магловской тупости.
- Это и моя мать, Вернон! Если бы я могла что-то сделать, я сделала бы немедленно!
Лили бросается прочь из дома, оставляя Вернона жевать усы и бормотать вслед хорошо различимое: «Сумасшедшая».
На улице свежо, брызгают под ногами лужи, вечереет. Прочь, прочь, прочь, из дома, с родной улицы, из собственной жизни – потому что остро нельзя жить вот так, теряя самых-самых близких…