Изломы (СИ)

Что вообще такого срочного и неожиданного могло стрястись за эти несколько дней, на которые Лили выпала из общего ритма с похоронами и угрозой срыва беременности?..

Элис бывает ежедневно, готовит для Лили еду, но тоже ничего не рассказывает и убегает почти сразу.

- Ты ведь тоже носишь ребёнка. Почему тебе можно знать, что происходит, а мне – нет? – спрашивает Лили, поднявшись специально для того, чтобы не дать Элис убежать молча под предлогом её не будить.

Та улыбается чуть виновато и однозначно обеспокоенно, а потом обнимает подругу.

- Детка, иди полежи, - советует она. – И не накручивай себя.

- Чувствую себя по-дурацки, - признаётся Лили, утыкаясь Элис в округлившееся плечо. – Вы все так заняты, а я должна лежать в постели, и мало того, что не могу ничем помочь делу, так обо мне ещё нужно заботиться.

Элис гладит её по волосам.

- Ты сейчас делаешь куда более важное дело, чем мы все, поверь, Лили, - она отстраняется и ласково заглядывает подруге в глаза. – Мне пора, детка.

И Лили возвращается к одеялу в вакууме пустого дома.

Ей кажется, что она так сойдёт с ума, хотя вроде бы ничего особенного нет в том, чтобы полежать дома несколько дней.

Муторное беспокойное ожидание тянется и тянется – все ли живы? Где Джим? Когда же придёт Элис?.. Неужели ещё только одиннадцать утра…

Мысли роятся, клубятся. Северус бродит по коридорам, смотрит оттуда с молчаливой, труднопереносимой нежностью, а потом возвращается с дежурства – слава богу, живой – Джим. Он улыбается ласково, наклоняется поцеловать, а потом снова исчезает, коротко объяснившись: «Вызывают». Вписанный в её жизнь всем своим существом, он такой родной во всём: в каждом шаге по лестнице, в непослушных, взъерошенных волосах, в тоне голоса и манере покашливаний – и дико, цепеняще дико, чувствуя вот это, одновременно допускать: «я могла бы быть миссис Снейп».

Что происходит? Как эти вещи могут сосуществовать?

Всё было понятно, всё было хорошо, где она споткнулась?

Она двоится, троится: казалось, она выбрала правильно, казалось, она вообще-то – выбрала, но это только иллюзия, потому что из-под закрытых дверей в прошлое ощутимо сквозит до сих пор.

Это ясно всем. Эта мысль ледяной волной обливает с головы до пят.

Всё ясно каждому в Ордене – как минимум тем, кто смотрел на неё, когда на собрании огласили пополнившийся список известных Пожирателей смерти. И только она одна до сих пор была благодушно уверена в том, что у неё всё в порядке.

Ей ничего не говорят о происходящем вокруг ни Джим, ни Элис – почему? Не потому ли, что Северус совершил что-нибудь кошмарное, и они не знают, как она отреагирует, если ей об этом рассказать?

«Если бы я не была такой дурой… у него никогда не было бы Чёрной Метки».

С этой мыслью она засыпает и просыпается всё утро напролёт.

Она пересыпает несбыточные «бы» из ладони в ладонь: уговорила бы его, повлияла бы, он отказался бы от идеи идти в услужение Тёмному Лорду из чувства ответственности за неё… и в один момент до неё доходит, что её вины во всём куда больше, чем ей казалось.

- Напомни-ка мне, Лили, - говорит она трём отражениям в створках трюмо (спутанные рыжие волосы, лица под цвет сорочки, съехавшие набок улыбки), - напомни-ка, когда ты его отправила окончательно? Конечно, именно тогда, когда у него умерла мать. Он потерял первого человека, который его любил, потом потерял тебя – и список кончился. И что, скажи, пожалуйста, ему оставалось, кроме как пустить свою жизнь под откос?.. Пьяные мелодрамы, дорогая? Его раненая любовь – это пьяные мелодрамы?!

Прости меня, Северус, боже…

Спирали закручиваются; дурно; «Почему Поттер, Лили?»; почему, чёрт возьми, Лили?..

Хорошо бы иметь на этот вопрос какой-нибудь постижимый ответ, скажем, «потому что» или там «я его люблю» - и ведь действительно, это любовь, но не такая… как хотелось бы.

Лили падает на подушки.

Соль в том, что выбор сделан, что бы она себе ни думала. Нужно срочно заканчивать жить по наитию, наощупь, пора открывать глаза и смотреть, что получилось, и брать за это ответственность. Уже ничего не перерешать, на этот раз всё точно окончательно: он устроил свою жизнь без неё, а она – без него. Это не игра.

«Смирись уже с тем, что ты миссис Поттер, и перестань страдать по своему Снейпу».

Лили покачивается в постели, пытаясь себя унять. Того мальчика, перед которым она извиняется, больше нет. Вместо него есть Пожиратель смерти. Убийца. Мучитель. Чудовище. Он теперь совсем другой.

…который вместо пыток даёт ей имбирь, чтоб было легче носить чужого ребёнка. Маленького Поттера.

Да какого же чёрта!

Всё должно быть не так. Всё. Иначе куда тогда нежные осторожные объятия, еле ощутимые поцелуи, рецепт этот… Мир чудовищно изламывается: почему-то оказывается можно одновременно носить ребёнка одному и трепетно приникать к плечу другого; можно принимать в одном доме Пожирателей смерти и грязнокровку, можно, чёрт возьми, любить грязнокровку вопреки всему – и ненависти к ей подобным в том числе.