Изломы (СИ)

Лили остро хочется трансгрессировать в Паучий тупик прямо в сорочке и босиком – и спросить: как так, Северус? Как у нас так получилось? Чего мы так испугались, что выбрали не быть счастливыми? Что вообще может быть страшнее, чем вслепую исковеркать свою жизнь?

…И неужели твоя огромная, не вмещающаяся ни в одни социальные рамки любовь всё-таки не была достаточной для того, чтобы выбрать меня, а не служение Волдеморту?!

Вопросы, вопросы, вопросы…

По большому счёту им выпадал шанс это обсудить, когда всё ещё не было так сложно. «Почему Поттер, Лили?» было ровно об этом, и если бы она не сбежала, может, им удалось бы договорить друг друга до какого-нибудь толкового результата.

Но теперь уже… поздно? Она каждый раз говорит себе именно это, но потом оказывается, что ещё можно было что-то изменить – в любой из тех моментов, когда она расставляла кресты и запирала за собой двери. Так, может, и сейчас не поздно – а самое время?

Лили снова садится на кровати и заглядывает в зеркало, в собственные ошалелые ярко-зелёные глаза.

- Погоди-ка, дорогая. Самое время – для чего?

Для того, чтобы уйти от Джеймса?.. От хорошего, родного Джеймса – она растерянно оглядывается на его смятую подушку – от ласкового Джима, смешного дурака Джима, от него, от отца её ребёнка?

И уйти – куда? К Северусу Снейпу на порог: привет, любимый, а давай сбежим на край света от твоих и моих, втроём с крошкой-Поттером?..

- Детка?..

У Элис осторожный тон и крайне обеспокоенное лицо, она обнимает крепко, но, как всегда, не лезет с расспросами.

- Идём, давно пора пообедать, - мягко говорит Элис какое-то время спустя, когда Лили перестаёт колотить у неё в руках. – И зелья как раз пора принимать, и пара шоколадных лягушек лишними не будут.

Лили спускается вслед за подругой по лестнице, когда в гостиной воздух трещит от трансгрессии. Элис чуть не оступается с судорожным вдохом. Хватает одного взгляда через перила, чтобы оценить ситуацию – истекающий кровью Джим, белый от ужаса Сириус.

- В Мунго ему не помогут, - отрывисто бросает Сириус Лили. – Если ты не знаешь контрзаклятье, Джим – труп.

Сектумсемпра.

Северус…

Лили вцепляется в перила.

…Она знает заклятье, должна знать!

Она старается не торопиться, спускаясь по лестнице.

- Акцио, стакан!

Не самая подходящая тара для воспоминаний, но это первое, что пришло в голову. Серебристая, совсем короткая ниточка отделяется от виска, завихряясь, опускается на дно, Лили вталкивает стакан Сириусу в окровавленную руку. Сириус бросает на неё быстрый вопросительный взгляд, но ей нечего ответить. Пусть придумает сам, почему она поручает ему смотреть свои воспоминания про Северусовы эксперименты…

- Давай, Бродяга. Быстро!

Сириус трансгрессирует куда-то молниеносно.

- Элис, иди-ка наверх, не надо смотреть, - Лили сама не знает, как у неё выходит сказать это твёрдо.

Ковёр пропитывается тёмной кровью Джима. Яркие длинные раны виднеются в разрезах одежды.

- Джим, - зовёт Лили, опустившись рядом и сжав его испачканные кровью бледные пальцы. Где же Сириус, где… - ты меня слышишь? Всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо. Ты и твой ребёнок – что это вы придумали вообще? Я ни одному из вас не разрешаю…

С громким хлопком возникает Сириус, бросается на колени возле друга, бормочет сложные, напевные магические формулы раз, другой, третий, накладывает очищающее и снова певуче заклинает Джеймса. Он не успевает толком осознать, что у него всё получилось, но Джеймс уже вполне самостоятельно приподнимается на локте и непослушным голосом говорит:

- За мной должок.

- Иди в задницу, Сохатый, - с чувством отвечает Сириус, сгребая его в объятия. – Ещё раз такое выкинешь – я сам тебя убью.

Лили кажется, что они говорят о чём-то своём, понятном им двоим, она цепенеет и может только слушать их голоса, которые – слава Богу, Мерлину и кому угодно – всё ещё звучат. Джеймс вдруг оказывается близко, Лили закрывает глаза и подаётся навстречу, чтобы прижаться щекой к исполосованной свежими шрамами груди, в которой бьётся-бьётся-бьётся сердце.

- Бадьян, - ровно говорит над их головами Элис, и от неё веет сладковатым запахом успокоительного зелья.

Дом наводняется людьми, некоторые взмыленные и измождённые, явно тоже с боя, некоторые встревоженные; Дамблдор появляется следом, осматривает Джеймса сам. Тот сидит на диване, глотает зелья, которые ему вручает Дамблдор; Сириус успевает умыться, у его всё ещё бледного лица свисают мокрые кудри. Лили чувствует, что ей как хозяйке нужно озаботиться чаем и какими-то закусками, все голодные и усталые, но она не может ничего, сжимается в кресле, закрыв лицо ладонями с неотвратимым тошнотворным чувством.

- Как ты, чемпион? – с сочувствием спрашивает Доркас Медоуз и присаживается на диван возле Джеймса; заметно, что ей хочется до него дотронуться, но она не видит предлога.

- Нормально, спасибо, - отмахивается Джеймс и встаёт, чтобы пересесть на подлокотник кресла Лили и обнять жену, всё ещё прячущую лицо в ладони.