Измена. Мой непрощённый (СИ)

— А ты… значит, ты…, — мне не хватает решимости произнести, но я беру себя в руки, — Мой парень?

Он смеётся на том конце провода:

— Угадала! Если только у тебя нет кого-то ещё?

— У меня больше нет, — прислоняюсь к двери.

И она отъезжает, явив взору Денискин пронзительный взгляд.

— Ма, а ты чё тут стоишь полуголая? Простынешь! — произносит сурово. Как взрослый.

— Ну, всё, мне пора, — тороплюсь завершить разговор.

Но он не пускает:

— Целую, — говорит с такой лаской, что я практически чувствую этот его… поцелуй.

— И я тебя тоже, — отвечаю пространно. Чтобы Деня не понял, о чём!

Отключаюсь, спешу вслед за ним в теплоту и уют. На кухне он щёлкает чайником.

— Чего тоже? — слышу, витая в густых облаках.

Опускаюсь на землю:

— Чего?

Сын, вздёрнув брови, глядит на меня:

— Ну, ты сказала, что я тебя тоже.

— А…, - я растерянно хмыкаю, — Тоже… была рада услышать.

Он задумчиво хмурится, будто пытаясь понять, кому можно такое сказать. Чайник вскипел, пакетик цейлонского тонет в крутом кипятке.

— А кто звонил? — наконец-то решается он уточнить.

Я выбираю, какой заварить:

— Тёть Нина, с работы. Ты помнишь её?

Сын пожимает плечами.

«Ну, вот и отлично», — думаю я про себя. Он берёт свою чашку. Но вдруг опускает на стол.

— Мам, ты ж не с отцом говорила? — пронзает неверящим взглядом.

Я ужасаюсь, едва не роняя коробку с заваркой на стол.

— Нет! Что… Как ты вообще мог подумать такое?

Он стыдливо ведёт языком по губе. В отцовской манере.

— Ну и ладно, — бросает, хватает за ручку заваренный чай и уходит. Оставив меня в абсолютном смятении, с пакетиком чая в руке.

Глава 11. Илья

Самолёт готовится к взлёту. Столица, укрытая снегом, видна в маленьких мутных окошках иллюминаторах. Я взял место рядом с проходом. Чтобы почаще ходить в бизнес-класс.

Там, в комфорте, в просторном салоне, с удобствами, сервисом, медиа и разнообразным меню, отдыхают Снежана с Никиткой. Я взял им билеты дороже, значительно. Для себя предпочёл эконом. Обойдусь! Слишком жирно.

А, может быть, мне даже лучше остаться вот здесь? В окружении многих людей, одиноким. Подумать о чём-нибудь, глядя в оконце, на мир сверху вниз.

Рассеянно слушаю, как стюардесса проводит короткий ликбез. Маски, жилеты, спасательный выход…

Думаю, а что будет, если наш самолёт упадёт? Невольно себе представляю, как новость достигнет семейства. Как Настя узнает о том, что не выжил никто. Заплачет ли?

Мне видится место на кладбище. Надгробие с надписью «Самойлов Илья». Обычно под именем пишут «Помним, любим, скорбим». А какой надписью будет украшен мой памятник? «Забываем, ненавидим, ликуем». Наверное, так.

Представляю себе свою бывшую, в тёмных одеждах. Чёрный цвет ей к лицу! В чём она явится? Наверное, в платье? Маленьком, чёрном, и шляпке под цвет. Представляю Дениса. И как он раскается в том, что меня отвергал накануне кончины.

— Если бы я только знал, — скажет он.

А Диана? Как жаль! Мою девочку. Вот кто, скорее всего, будет искренне плакать по мне, по отцу.

— Простите, — говорит стюардесса. И, склонившись ко мне, поправляет сиденье.

Я улыбаюсь натянуто, вежливо. И вспоминаю наш первый совместный полёт. Это было давно. Я вёз Настю в Грузию, знакомить с роднёй. Она жутко боялась летать. Высоту ненавидела просто! И я занял место рядом с окном. Описывал ей, как красиво снаружи. Она не смотрела и верила на слово. А когда мы взлетали, то так крепко вцепилась в ладонь, что на пальцах остались следы коготков.

Я невольно взираю на руку. Как будто хочу обнаружить там эти насечки. Ругаю себя! Вжимаюсь затылком в сиденье. Хватит! Довольно уже вспоминать это всё. Прошлое кануло в лету. Осталось размытым пятном на душе. А я как разбитую чашку, беру по осколку, пытаюсь собрать воедино…

С соседями мне повезло. Спокойная пара, обоим уже лет под семьдесят. Улыбаются, за руки держатся. Надо же! Я отвожу глаза, будто стал свидетелем сцены, непредназначенной постороннему взору. Бывает ли так, что любовь длится долгие годы? Раньше я верил в подобное, а теперь не могу.

Снежана поведала мне, что отец её умер давно. «Ушёл», — как всегда говорила ей мать. Она таскала дочь в церковь, заставляла молитвы учить наизусть. Она до сих пор их читает! Я слышу, как шепчет во сне. Она пела в церковном хоре, и сейчас напевает Никите слова, которые трудно понять.

Когда я впервые увидел, она показалась обычной девчонкой. Когда переспал, необычным казалось в ней всё…

— Ты ничего мне не должен, — сказала она, одеваясь, — Просто я очень хотела стать женщиной… так.

— Как? — я нашёл в складках простыни трусики.

Она безуспешно искала их, в платье на голое тело.

— Вот так, — повторила она.

— Вот так? — я обвёл взглядом номер отеля, — На мой взгляд, не лучший вариант.

— А мне нравится, — возразила она, и понюхала маленький розовый куст, что стоял на столе. Вместо букета, она попросила купить ей «цветочек в горшке».

— Я буду его поливать, и он не завянет, — сказала Снежана, прощаясь.