— Нет, — резко притормаживаю и смотрю ему в глаза. — Я так говорю, потому что мне правда не нравятся розы. Это банально и прокатывает только тогда, когда у женщины нет собственного вкуса. А еще они очень быстро вянут, — Дима порывается возразить, но я не даю ему вставить и слова. — Я люблю гипсофилы. Как по мне, это самые красивые цветы на свете. И ты бы должен это знать, ведь мы прожили вместе шестнадцать лет. Но ты не знаешь, и это очень о многом говорит.
Развернувшись на каблуках, я снова шествую к выходу, а неугомонный Дима снова пристраивается рядом.
— Гипсофилы? — повторяет недоуменно. — Это такие мелкие цветочки?
— Именно.
— Алин, они ж на полевые похожи…
— А что плохого в полевых цветах? — толкаю дверь и выхожу свежий воздух. — Они недостаточно роскошны? Не подходят для пускания пыли в глаза?
Почему-то я не сомневаюсь, что своей Ясмине Дима тоже дарил розы. И она была в полном восторге от них. Ведь они дорогие и такие же красные, как ее хищный рот.
— Нет, просто…
— Ладно, Дим, неважно. Мне некогда обсуждать цветы, — снова его перебиваю. — За Маринкой надо ехать, у нее танцы через сорок минут заканчиваются.
Спускаюсь по лестнице, и муж какого-то черта тоже сбегает по ступенькам.
— Алин, давай поговорим? Пожалуйста.
— Говорили уже! Много раз говорили! Ничего нового мы друг другу не скажем.
— Алин, я прошу. Я многое осознал за эти недели… Мне правда есть, что тебе сказать.
— Дим, ну серьезно! — всплескиваю руками. — Ты хочешь, чтобы я за Мариной опоздала? Чтобы она одна в холле сидела?
Сажусь в машину и тянусь за ремнем безопасности. Вздрагиваю оттого, что пассажирская дверь вдруг отворяется. А через секунду на соседнее сидение плюхается муж.
— Ты издеваешься? — хлопаю ресницами. — Зачем ты сюда сел? Я уезжаю!
— Я не уйду, пока мы не поговорим, — твердо произносит Дима. — На телефонные звонки ты не отвечаешь, когда я приезжаю к тебе, все время прячешься за детьми. Тебя одну вообще не выловишь! А мне нужно, чтобы ты меня выслушала.
Закатываю глаза и испускаю который по счету протяжный вздох.
— У тебя две минуты, — отвечаю обреченно.
Дима взволнованно сглатывает. Вижу, как на этом движении выразительно дергается его кадык.
— Алин, когда ты уже вернешься? — спрашивает наконец. — Мне плохо без тебя и детей… Дом такой пустой и тихий.
— Никогда. Если ты хочешь поговорить исключительно о моем возвращении, то, думаю, нам лучше не тратить время попусту.
— Да хватит уже! — неожиданно взрывается он. — Сними эту маску стервы! Она тебе не идет!
— А какая маска мне идет?! — взвиваюсь я, ударяя ладонями по рулю. — Обманутой дурехи жены, которую муж ни во что не ставит?!
Впервые в жизни я кричу на Диму. Не просто повышаю голос, а по-настоящему кричу. Раньше я никогда себе подобного не позволяла. Просто не считала это возможным. А теперь вот голос как-то резко прорезался.
— Алин, — он делает паузу и трет переносицу. — Ну зачем ты так?..
— Ну как так, Дим? Как так?! Ты меня предал, унизил, по твоей вине я потеряла ребенка! Неужели ты думаешь, что такое забывается?
— Я не прошу сегодня же это забыть, — с жаром возражает он. — Я понимаю, что тебе требуется время. Но мне нужна надежда, хотя бы призрачный шанс на то, что однажды все изменится… Что ты сможешь меня простить…
Его ладони находят мои пальцы и сжимают их в порыве острого раскаяния.
— Я дебил! — продолжает он. — Ты даже не представляешь, как я себя корю за случившееся! Не понимаю, как я мог все просрать… Ведь мы с тобой были счастливы, Алин! Ты замечательная! Родная, любимая, самая хорошая! Мне очень тоскливо без тебя… Будто солнце в жизни погасло, понимаешь? Будто смысла больше нет.
Скольжу по нему изучающим взглядом и вдруг замечаю косые заломы на рубашке. При мне такого никогда не было.
— Тебе Ясмина рубашки гладит? — уточняю едко.
— Нет, — поджимает губы. — С Ясминой покончено. Я сам себе их глажу.
— Хреново получается, — подмечаю откровенно.
— Я знаю, — он усмехается. — Без тебя у меня вообще все хреново.
Повисает тишина. Дима перебирает мои пальцы, а я смотрю в окно. В душе завывает вьюга, а грудь разрывается от противоречий. Я ведь знаю, как поступить. Правильный ответ лежит на поверхности. Но какого-то черта «правильно» совсем не согласуется с «хочется». Глупое сердце просит совсем иного.
— Я люблю тебя, Алин, — Дима придвигается чуть ближе. — Возвращайся домой. Я все ради тебя сделаю. Стану идеальным мужем.
— Вряд ли у тебя это получится, — прячу боль за иронией.
— Дай мне шанс! Просто дай мне шанс доказать тебе обратное!
— Дим, я…
— Алин, пожалуйста. Ломать — не строить, сама знаешь. Конечно, мы можем развестись и зажить отдельными жизнями, но хочешь ли ты этого на самом деле? — он улыбается и заводит выбившуюся прядь волос мне за ухо. — Скажи, родная, ты все еще любишь меня?
Глава 18