Измена. Право на истинную (СИ)

— Насчет Гризы? — в насмешке вскидывает бровь. — Нет. Она человек, и вне шепота Леса. Люди для меня размытые пятна… — расплывается в улыбке, — кроме кухарочки. Я за вами двумя, может, так пристально следил, что мне была уготована встреча с этой булочкой? Так бы и съел.

— Прекратите. Вы Жрец. Вы дали клятву…

У меня лицо непроизвольно кривится. Разве может Верховный Жрец говорить о подобных вещах? Что за бесстыдство?

— Лучше бы ты мне сейчас палец откусила, — со лживой печалью вздыхает и оглаживает бороду. — Злая ты, Илина.

Зло накалываю мышку на вилку и отправляю ее в рот. Мясо нежное, сладковатое и я улавливаю мягкий пряный розмарин. Мне бы презрительно выплюнуть полевку, но вкусно и даже изысканно. Это всего лишь маленькая мышка, но на языке раскрывается букет тонких вкусов от сладости до пряности в хрустящих косточках.

— Как ты думаешь, Мариусу сильно прилетит от Ивара? — Жрец откидывается на спинку стула и складывает ладони на животе.

— Без понятия, — прижимаю салфетку к губам.

— И сболтнет ли этот старый черт Ивару о том, что увидел в твоей душе? — переводит на меня хитрый взгляд.

Сдержанно откладываю вилку и салфетку.

— Он же в полном раздрае, — Жрец чешет щеку. — Он, конечно, обычно молчаливый, но сейчас он полон девичьих обид, которые надо обязательно высказать.

Встаю и медленно выдыхаю через нос, а затем торопливо шагаю прочь, подхватив юбку. Мариус сдаст меня с потрохами Ивару, а не желаю, чтобы перед ним раскрывали мои истинные чувства, которые я глубоко закопала в душе. И раз в Темном Чародее сквозило разочарование, то он отыскал не ненависть, не презрение и не равнодушие.

И не права я сейчас выжечь душу истериками до холодной пустыни, потому что не могу показать себя слабой. Мне бы с сыновьями скрыться от мужа и всего мира, и в какой-нибудь глуши вскрыть раны, промыть их слезами и принять реальность, в которой я обманутая жена. Тогда бы и пришло равнодушие и знание, как быть дальше.

Выскакиваю из гостиной в коридор и сталкиваюсь с Иваром, который неосознанно хватает меня за плечи, а я рявкаю:

— Пусти!

***

Темный Чародей Мариус

Кухарка Даза

Анрей и Эрвин.

Глава 40. О любви

— Пусти! — повторяет Илина, а крепче стискиваю ее плечи и вот-вот перейду на рык.

Низкий, требовательный и возбужденный. Она одновременно разъярена и испугана. Щеки тронуты румянцем, глаза горят, губы приоткрыты, а дыхание сбивчивое. Если не в лес ее сейчас утащить, то точно в спальню, а там повалить на кровать, разорвать платье и добраться до ее тела. От ее сладкого цветочного запаха темнеет в глазах.

— Ивар, пусти…

— Дети спят, — отвечаю я.

Несколько секунд молчания, и Илина шипит:

— Мне надо идти, Ивар. И мне больно.

— Ты не сможешь меня долго избегать, — вглядываюсь в глаза. — И ты моя жена…

— Иди и расслабься со своей милой чародейкой, — ей приходится встать на носочки, чтобы приблизить лицо.

— Чтобы ты мне закатила новую истерику.

— Истерики не будет, — зло щурится.

— Пожалуй, ты права, — глухо клокочу в ответ, не в силах совладать над гневом, но все же разжимаю пальцы, — и моя милая чародейка будет рада мне.

Я чувствую ярость Илины. Она пропитывает каждую ее клеточку, и она хочет сказать пару ласковых слов, но вместе этого поджимает губы и щурится. Над ее аккуратными бровками пробивается белая шерсть. Мой зверь тоже рвется наружу: мы не можем найти общий язык, примириться друг с другом, и Илина продолжает нас отталкивать и злиться.

— Вот и иди к ней, — толкает в грудь. — И где ты ее спрятал? Или гриза решила наконец не мозолить мне глаза, и в ней совесть проснулась?

— Я приказал ей уйти.

— Да неужели? Какая жалость, — с издевкой складывает бровки домиком. — Считатешь, что выгнал шлюшку свою и все будет, как прежде?

— Она должна была уйти, чтобы ты вернулась! — повышаю голос. — А ты должна была вернуться из-за наших сыновей!

— Какая прелесть! — топает ногой. — Не было бы у Энрей и Эрвина проблем с оборотом, то ты бы от меня избавился, да, чтобы тут под ногами не мельтешила? Вручил бы их ей кормилице, а после твоя ведьма стала бы им мамочкой?

— Что ты несешь?

— Такой у тебя был план?

— Да бегала бы ты тут волчицей! — обнажаю зубы с рыком. — С милой розовой ленточкой на шее! Кого-нибудь сожрала бы…

— Твою шлюху! Вот бы был славный ужин! На твоих бы глазах и задрала ее! На клочки разорвала! Вот ты ее и спрятал, чтобы чокнутая жена не навредила любимой крошке! — замолкает на мгновение и выпаливает со злостью. — Козел!

Опять замолкает и оглядывается. До меня тоже долетел смешок Верховного Жреца.

— Выгони его!

— Почему? — вскидываю бровь.

— Он мне не нравится! И раз я твоя жена, то будь добр прислушиваться к моему мнению! — голос Илины дрожит.

— Я согласен, что я должен прислушиваться к тебе, как к жене, — делаю шаг к ней, — но тогда ты, как жена…

— Не смей продолжать.

— А что? — вглядываюсь в ее желтые глаза. — Вспоминаешь о том, что я твой муж, когда удобно? Когда надо что-то потребовать? А что взамен я получу?

— Ничего! Я тебе сыновей родила!