Измена. Право на сына (СИ)

Еще одна секунда, и я точно упаду. Делаю решительный шаг к двери, и Юра спрашивает:

— Домой?

— Да, домой… — вываливаюсь из уборной.

Музыка стихает, моргает тьма, и меня в грудь толкает возмущенная и растрепанная Дина. Шипит, как гадюка, которую напугали:

— Уходите! С ума сошли? Господи! Да вы едва на ногах стоите, Макар!

Глава 45. Ты пьян

— Вы разбудите ее! Макар! В таком виде никуда не пущу!

Дина пытается вытолкать Макара на крыльцо. Он пьян. Настолько пьян, что едва стоит на ногах. И в борьбе с Диной он выигрывает только потому, что он большой по сравнению с ней.

Он никогда не напивался. У него с алкоголем ровные отношения. Мог для иногда себе плеснуть какой-нибудь лимитированной и дорогущей бадяги и поцедить ее весь вечер.

— Да что ты такая стерва-то, — Макар отмахивается от рук Дины. Язык заплетается, половины слогов глотает. — Я твой босс, если что. Я за такое тебе премию не выдам.

Дина замирает и подозрительно на него смотрит:

— Мне еще премии положены?

— Может быть… — Макар пошатывается и приваливается к стене. — Хочешь сейчас это обсудить?

— Толку-то с пьяным что-то обсуждать? — Дина скрещивает руки на груди. — Но я запомню.

— злопамятная, да? — Макар вскидывает бровь.

— Очень.

И тут он, наконец, замечает меня на лестнице. Сердце, кажется, останавливается, а затем бешено бьется о ребра. И меня это злит. Я хочу возмутиться его пьяной наглости, а не бледнеть, будто влюбленная дура, которая ждала его. Любым.

— Уля… — хрипло тянет он.

— Ну вот — шипит Дина, всплеснув руками, — разбудили.

— Да замолчи ты, — мягко отпихивает ее в сторону и, пошатываясь, идет к лестнице. — Раскудахталась.

Останавливается у первой ступени, хватается за перила и смотрит на меня исподлобья. Он пришел меня убить? Взгляд черный и не обещает хорошей и приятной беседы.

— Зачем ты пришел? — тихо спрашиваю я.

И полицию бессмысленно вызывать. Он еще по закону мой муж и пришел он к себе домой. Пока не бузит поэтому сейчас моя задача, чтобы ночной гость не рассвирепел. А Макар, кажется, на грани этого.

— Я. — на несколько секунд замолкает, поднимается ко мне и выдыхает мне в лицо, — хочу увидеть сына.

У меня аж глаза слезятся. Его ведет в сторону, и он, держась за перила упрямо перешагивает ступени.

— Ты пьян, Макар.

— А то я не знаю, — делает короткую передышку и с уверенностью сворачивает в коридор.

— Макар, — шепчу я и кидаюсь за ним.

— Что? — оглядывается.

Точно прибъет. Поножовщина была, теперь время для пьяных нападок мужа, который выместит злобу на ненавистной жене.

— Это опасно.

— Соглашусь, — недобро щурится он. — На руки брать не буду. Только посмотрю.

Соскучился. Или я не имею прав соскучиться по сыну?

— И будить его не надо, — шепчу я. — Он плохо засыпает в последнее время

— Принято.

Стоит, смотрит на меня и не торопится идти к детской. Походит на зверя, который раздумывает над тем, разорвать свою жертву сейчас или обождать. Минута, две и он делает шаг ко мне.

Я не успеваю отступить. Хватает за запястья, рывком привлекает к себе и душит в объятиях, тяжело и шумно выдохнув в шею. Оцепенев, я могу лишь моргнуть.

Неожиданно он сползает на колени, утыкается лицом в мой живот, и его плечи вздрагивают.

Он плачет, и мои глаза округляются от шока.

— Макар, — кладу ладонь на его плечо.

А он не реагирует на мой голос и заходится сильнее в своей внезапной истерике. Я оглядываюсь.

У лестницы стоит Дина. Тоже с круглыми глазами, и медленно отступает к ступеням.

Через секунду ее уже нет в поле зрения. Бросила меня.

Пижама под лицом Макара — мокрая. Касаюсь его затылка, и медленно выдыхаю панику, которая меняется растерянностью.

— Макар.

Оседаю на пол, увлекая его собой. Рыдает у меня на коленях, и не над изменами.

Из него рвется что-то темное, одинокое и что-то, что было с ним долгое время.

Макару страшно и холодно. У него обнажена та часть души, с которой я не была знакома, а опьянение вскрыло ее.

— Макар… — пропускаю его волосы сквозь пальцы. — все будет хорошо… Я рядом… Рядом…

Закрываю глаза и медленно покачиваюсь из стороны в сторону. Человек может быть окружен толпой людей, но от одиночества и отчаяния они не спасут, если нет того, с кем в минуту слабости можно отпустить себя.

Макар затихает, затем отстраняется и садится у стены. Упирается локтями о согнутые колени, опускает лицо и молчит. Не знаю, останется ли в памяти минуты его слабости, но, кажется, он уже сейчас не рад тому, сорвался.

Я встаю, подхожу к нему и шепчу:

— Иди ложись спать.

Поднимает взгляд:

— Собери вещи, возьми Артёма и поехали.

Речь еще невнятная. Взгляд мутный, пусть и решительно злой. Он еще пьян. И, вероятно, без посторонней помощи не встанет.

— Куда?

— Мне этот дом не нравится, и жить ты тут не будешь.

— А где мне жить?

— со мной, — отвечает он и замолкает, не спуская с меня взгляда.

— Тебе надо отоспаться.

— Конечно, я же пьяный, — криво усмехается он. — А раз пьяный, то говорю глупости, о которых забуду? Хотя… — тихо смеется, — я в этом мастер.

— Есть такое, — соглашаюсь я.

— Но “забыть” не значит “избавиться”.

— Немного философии от Быкова, — протягиваю руку. — вставай, Макар. Поспи, а потом уже…