Изменник

— Тогда все было по-другому, — лицо Джейсена было непроницаемым, как песчаная скала на КирдоIII. — Я винил их всех. Всех их ненавидел. И хотел причинить им боль.

— Правда?

— Я знал, что делаю; знал, что это значит для меня. Я окунулся во тьму. Я хотел этого. Я ликовал. Помню, я смеялся. Рассказывал, во что они только что вляпались. Помню, как почувствовал, что их фальшивое сожаление превращается в настоящий страх. Помню, что мне это понравилось.

Они открыли огонь, красные выстрелы прошили зеленоватый кислотный туман. Джейсен со смехом ловил бластерные выстрелы на ладонь правой руки, без усилий гася их разрушительную энергию.

Щелчком пальцев он вырывал бластеры из рук и швырял в разные стороны.

— Скольких же ты убил?

— Всех, — Джейсен уставился на свои дрожащие руки. Он сжимал ладони, пока из ожогов не начала сочиться кровь. — Ни одного. Какая разница?

В его голове бурлила Сила, а сам он обратился к пустоте, оставшейся после имплантанта послушания, и нашел там зачаточное сознание пещероообразного чудовища.

При помощи Силы Джейсен сотворил иллюзию: и это ненавязчивое убеждение так прочно засело в темном разуме чудовища, что никакими способами нельзя было доказать обратное. Люди ядовиты. Так же, как и любые другие разумные виды жителей Новой Республики.

У чудовища не было механизмов защиты от подобных трюков; оно было лишено даже элементарной возможности сказать себе: «Но я не отравился ни одним из тех, которых успел съесть»… Все, что у него было — это инстинкт самосохранения. Чудовище отрыгнуло. Мощный толчок обратной перистальтики вынес Джейсена, девушку и остальных, а также все иные посторонние предметы, из гигантского брюха, через хрящеватую глотку, прямо на поверхность. Джейсен помнил окружившую его злость и панику, возникшие, как только народ осознал, что за пределами гигантского рта — каждый сам по себе, и что их убежище навсегда захлопнуло свою пасть перед ними. Больше им не платить за свою безопасность от йуужань-вонгов чужими жизнями.

«Ты погубил нас», зарыдал кто-то. «Убил всех нас». Джейсен молча смотрел, величественно застыв на месте. Пока. Что за рыхлые, слабые, отвратительно подлые существа — он не мог представить ничего более мерзкого. Он повернулся к ним спиной. Ушел прочь. Он оставил их на милость йуужань-вонгов, и на милость друг друга.

— Но ты же помог им. Лучше умереть, чем купить себе жизнь ценой невинной крови.

— И что же, потому все вдруг станет правильным и хорошим? Я не пытался им помочь. Я хотел, чтобы они страдали. И темная сторона тут ни при чем — теперь я знаю это. Темная сторона не вынуждала меня поступать так.

— Я знаю. Она воздействует совсем по-другому.

— Это все был я, Анакин. Я поддался своей собственной темной стороне. Я выпустил на свободу свою тьму…

— Ты мог бы убить их всех. У тебя хватило бы сил. Ты мог бы убить чудовище. И на это бы у тебя хватило сил тоже, я уверен. Точно так же, как ты мог бы убить Вержер и Ном Анора. Но ты никого не убил. Вместо этого ты использовал свою силу, чтобы поддержать жизнь. Не такая уж она темная, эта твоя темная сторона, старший брат.

— Это не имеет значения. Ты не можешь победить тьму тьмою.

— Слова дяди Люка. Сражения с тьмой были его призванием. Йуужань-вонги не темные. Они просто другие.

— И я все не могу заставить себя бороться с ними.

— Кто говорит, что ты должен бороться с ними?

Джейсен дернул головой.

— Ты говоришь. Все остальные тоже. Какое еще решение может быть у этой проблемы?

— Почему ты спрашиваешь у меня?

Задорная усмешка исчезла с лица Анакина, а сам он приблизился настолько, что Джейсен мог бы дотронуться до него. Если бы смог заставить себя пошевелить рукой… Если бы было до чего дотрагиваться. Отчаяние, пригвоздившее Джейсена к стулу, превратилось в черную дыру безнадежности, сквозь которую из его груди уходил весь воздух.

— Кого мне еще спросить? Что я могу поделать? Что я должен сделать прямо сейчас? — он поник, дрожа. — Я совершенно запутался, так ведь? Сижу, спорю с галлюцинацией. Ты ведь даже не существуешь!

— Это ли важно сейчас? До тебя так трудно достучаться, старший брат. Приходится использовать все доступные средства.

— Как это не может быть важным? — вдруг выкрикнул Джейсен. — Мне надо… надо… Я уже не знаю, во что верить! Я уже не знаю, что настоящее, а что — нет!

— На корабле-сеятеле я был проекцией Силы. Потом телепатической приманкой. Сейчас я — галлюцинация. Но это не значит, что я — это не я. Почему любая вещь должна быть тем или иным?

— Потому что! Потому что любая вещь это либо то, либо совсем иное! Так заведено! Ты не можешь быть настоящим и поддельным в одно и то же время!

— Почему?

— Потому что… не можешь, и все!

— Сила едина, Джейсен. Она вмещает в себя все противоположности. Правду и ложь, жизнь и смерть, Новую Республику и йуужань-вонгов. Свет и тьму, добро и зло. Все во всем и в каждой вещи. Сила едина.

— Эти слова — ложь!

— Да. И правда тоже.

— Ты не Анакин! — вскрикнул Джейсен. — Не он! Анакин никогда бы не сказал такого! Анакин никогда бы не поверил в это! Ты просто галлюцинация!