Изменник

— Истинные Боги дают нам три вещи, — слова падали, словно камни в колодец. — Жизнь дана нам, чтобы мы могли служить их славе: это меньший из даров. Боль дана нам, чтобы мы могли понять, что ценность жизни лишь в служении богам: это средний дар. А величайший из божественных даров — это смерть: освобождение от бремени боли и от проклятия жизни. Это божественная награда, их благословение, их милость, дарованная даже недостойным и неверным.

Загнанный. Отравленный. Беспомощный. На пороге смерти. «Эх, хорошо, что я был так осторожен и неприметен,» язвительно подумал Ганнер. «Не то страшно подумать, во что бы я вляпался.»

— Эм… да… знаешь, — сказал он со слабым смешком, — Эти дурацкие боги… Думаю, они хотели как лучше, но просто не знали, где остановиться. Они слишком щедры. Я, пожалуй, удовольствуюсь самым малым из даров. Насчет двух других… эй, ты знаешь, я могу и подождать…

— Молчать! — приказал Джейсен, вытягивая руки — ладонями вверх, пальцы сжаты — словно он обращался к толпе с возвышения. — Не трать дыхания на болтовню! Слушай учение об Истинном пути!

Ганнер молча смотрел на него, но вместо того, чтобы продолжить, Джейсен закрыл глаза. И покачнулся, будто перед обмороком.

— Джейсен?

Тот сжал кулак, потом вытянул указательный палец: жди.

— Джейсен, что они с тобой сделали? Как бы там ни было, все это можно поправить. Ты должен вернуться со мной, Джейсен. Ты не знаешь, что там случилось. Джейна…

Джейсен открыл глаза и медленно, непонятно подмигнул левым глазом.

Ганнер неожиданно замолчал. Джейсен снова закрыл глаза. А затем медленно, по одному, то же самое сделали глаза на кончиках щупалец-лоз, свисающих с потолка: как только каждый из красных шаров гас, его прикрывала пара вертикальных век, а щупальца-лозы потихоньку расслаблялись и переставали двигаться.

Джейсен опустил руки и открыл глаза. Его лицо несло на себе отпечаток глубочайшего утомления, невыносимого для человека.

— Как ты себя чувствуешь? Силы вернулись? Думаешь, ты сможешь идти? — он опять заговорил как подросток… но подросток, переросший свои года. Слишком… взрослый… вот что отчасти было с ним не так. Что-то в его глазах: какая-то древняя, беспристрастная мудрость, выстраданное знание жестоких истин, словно он и не Соло вовсе.

— Что это ты… что происходит? Джейсен…

— Сейчас мы можем говорить, но это ненадолго. Я погрузил все существа, наблюдающие за нами, в сон.

— Существа? Наблюдающие? Я не…

— Они наблюдают за нами. Потому и весь этот дурацкий «нерф-и-вуки» концерт. Йуужань-вонги решили, что я воплощение одного из их богов-близнецов.

Ганнер молчал. Его жизнь вдруг превратилась в череду необъяснимых странностей.

— Мне снилось… снилось жертвоприношение… ты собирался убить меня, а потом найти Джейну и ее убить тоже… Это ведь был сон, или нет? — он сглотнул. — Нет?

Джейсен вытряхнул из рукава мешочек, похожий на тот, в котором он носил подушечку с ядом на концентрационном корабле; в этом мешочке тоже лежал комочек влажной ткани, который Джейсен приложил прямо к кровоточащим ранам, оставленным на коже Ганнера трубками.

— Сейчас они не видят и не слышат нас. Но очень скоро кто-нибудь придет проверить, почему так. Мы должны быть готовы уходить, когда они появятся.

— Уходить? Куда? Где мы, Джейсен? Что… эй, что ты делаешь со мной? Что это за штука?

Везде, где влага касалась кожи, кровотечение останавливалось. Отравленным мышцам возвращалась сила.

— Мы на Йуужань'таре, — Джейсен продолжал обтирать Ганнера. — На родной планете йуужань-вонгов.

Ганнер слышал это название от беженцев на лагерных кораблях.

— Ты хочешь сказать — на Корусканте.

— Нет. Не хочу.

— Смена имени не означает…

— Йуужань-вонги изменяют все, к чему прикасаются, — Джейсен опустил руку, и его взгляд стал темнее и глубже, и шире целой комнаты. — И речь идет не об именах. Мое — по-прежнему Джейсен Соло.

Ганнер помрачнел. Но мгновение спустя Джейсен словно опомнился. Он бросил ткань на пол и достал длинную, струящуюся робу белого цвета.

— Давай-ка, садись. Надень это.

К своему удивлению, Ганнер понял, что может двигаться без какого-то ни было дискомфорта. Он сел и свесил ноги из гамака. Йуужань-вонги оставили ему ботинки и штаны, но он все равно был благодарен Джейсену за одежду: оставаться полуголым почему-то было весьма неловко. Это делало его уязвимым.

Он поднялся и надел робу, отметив, насколько это оказалось приятным. Быть одетым. Держаться на ногах. Он никогда не мог представить, какую радость можно получить от подобных маленьких удовольствий. Какое-то движение привлекло его взгляд, и Ганнер оглядел себя. На его робе были такие же узоры, как на одежде Джейсена, свет тек по сосудам на рукавах, на груди и на полах, только цвета были — черный и зеленый на белом.

Он нахмурился.

— Что это?

— Это твое жертвенное убранство. Для процессии к Колодцу планетного мозга.

Ганнер молча смотрел на Джейсена. Его сон возвращался к нему. «В этот день Ганнер Райсод гордо пройдет по моим стопам к Колодцу планетного мозга, где мы вместе преподнесем его смерть во славу Истинных Богов.»