Изменник

В Коранси приехавший Левюр сообщил о всем виденном и слышанном и просил от своего имени, от имени мера и супрефекта потерпеть, не штурмовать город, пощадить мирное население. «Галанин задержал меня на заставе и напомнил о Дюне, с такой странной и жестокой улыбкой, что я не сомневаюсь теперь, во-первых в том, что он принимал лично участие в разрушении этого села и, во-вторых, в том, что он не остановится разрушить и наш город в том случае, если вы будете наступать! Он, кроме того, сказал мне, что они очень скоро сами уйдут, получат приказ и уйдут!»

Серве бесился: «Приказ! Никакого приказа никогда он не получит! Он с его бандитами окружен! И все его начальство уже бежало! Через час я отдам приказ о наступлении! Господин Джонсон, вы согласны?»

Джонсон, который не мог простить русским, вернувшимся из Шатильона в Шато Шинон, захвата в плен двух его канадцев, не вынимая сигару, изо рта процедил через вставные зубы, что он согласен.

Наступление началось ровно через час, и через полтора кончилось. Русские открыли такой огонь из всех ротных и батальонных минометов и пулеметов, что наступление захлебнулось в самом начале. Как только рота лейтенанта Бюзо потеряла несколько человек убитыми и ранеными, она без приказа поднялась и сначала медленно, потом быстрее, и, наконец, бегом вернулась в Коранси, бросив на произвол судьбы раненых, за ними заторопились и другие роты.

Увидев неудачу рассвирепевший Джонсон решил пустить в ход пушки, но Серве на этот раз послушал взволнованного Левюра: «Вы правы, если мы начнем стрелять из пушек, будут напрасные потери среди мирного населения, эти бандиты засели в домах на окраине города! Отложим до вечера, в темноте наступление имеет больше шансов на успех! Ворвемся в город и уничтожим бандитов!»

Но, с наступлением темноты и тумана, русские сами подползли чуть не в центр Коранси и, открыв с трех сторон огонь из автоматов и пулеметов, сразу расстроили весь план наступления… Правда, макисары на этот раз не бежали, но так как к ночному бою были совершенно не подготовлены, лезть с закрытыми глазами на смерть в тумане не хотели и приказам растерянного начальства не подчинились.

К полуночи стало опять тихо, к утру положение оставалось прежним: Русские на окраинах города, французы в Коранси, между ними шесть километров ничьей земли. Решивши все-таки уничтожить русских, Джонсон хотел по радио попросить самолеты атаковать и разбомбить Голгофу, где помещался теперь штаб Восточного батальона, но тут вмешались в спор уже все: только что приехавший супрефект, мэр города и Левюр. Бомбежка города самолетами, это означало полный разгром города, т. к. большая часть бомб упадет в самый город… Нет, не нужно этого! Галанин, с которым они говорили, опять их уверял, что он уйдет самое позднее дней через пять. Получит приказ и уйдет! Тогда в лесу можно будет легко всех их окружить и уничтожить. А пока можно потерпеть! Русские, хотя и пьянствуют ужасно, но не бесчинствуют, в магазинах платят аккуратно, на улицах вежливо первые кланяются, изнасилований нет, во всяком случае нет жалоб! Потом Галанин, по просьбе мадам де Соль, распорядился выпустить, всех арестованных. Это ли не признак того, что они собираются уходить? А господин кюре подсмотрел, как один русский офицер пришел сам в церковь, когда никого не было и долго там по своему, стоя молился! Главное их не сердить! Не трогать пока! Потом в лесу, другое дело! После долгих споров и криков Джонсон уступил, решил подождать еще несколько дней, тем более что наступление американцев оставляло почему-то в стороне Морван и шло на северо-восток. Да оно и понятно! Главные решающие бои сейчас разыгрывались совсем на других участках Франции. Германские армии, как будто, перестали существовать, как боевые единицы! Панически бежали по направлению к Рейну, бросая оружие и обозы. Войска союзников не поспевали за толпами трусливых бошей. Распорядившись выставить вперед сильные заставы, макисары ждали…

***

Когда раненых макисаров привезли в Шато Шинон, положили на носилки двух тяжело раненных и поставили лицом к стенке во дворе комендатуры трех легко раненных, пришел Галанин, приказал Козину взять автомат на ремень, слушал откуда-то прибежавшую де Соль… — «Жаловаться вам нечего! Не нужно было террористам убивать наших раненых, было бы легче и вам и мне! Между прочим, почему вы не уехали к вашему Серве? Находите, что ваше место теперь здесь? Прекрасно… Так вот, я вам скажу, что, согласно всем законам войны, эти молодые люди заслужили смерть! У них нет даже этих дурацких повязок, отличающих их от мирного населения! Но я их не расстреляю! Не потому что я боюсь! А потому что мне жаль их родителей! Это ведь мальчишки! Посмотрите, даже, плачут! Смотреть противно!»