В углу комнаты стояла инкрустированная слоновой костью ванна, наполненная теплой водой еще до того, как он вошел. Рядом стояла подставка с мраморной крышкой, на которой для него были расставлены кисть, бритва, зеркало и сосуды с ароматизаторами. На полке внизу лежала аккуратно сложенная одежда из тонкой шерсти. Когда Катон поднял ее, он увидел, что это была туника с длинными рукавами, спускавшаяся до его икр. Рядом на полу лежали сандалии. Он накинул тунику на край кровати и оглядел богато вышитые гобелены, висящие на стенах, кивнув самому себе, оценивая все это окружение. Вологез пока что относился к нему как к почетному гостю, но не было никаких гарантий, что такое гостеприимство переживет попытку Катона заключить мирный договор.
Как только он разделся и лег в ванну, раб проскользнул в комнату через секретную дверь за одним из гобеленов и, подняв одежду Катона, поспешил обратно тем же путем, которым пришел.
— Привет! Эй, ты! — крикнул ему вслед Катон. — Положи их, черт тебя побери!
Ему удалось вытащить только одну ногу из ванны, прежде чем раб скрылся за гобеленом. На мгновение он заколыхался, а затем все стихло, единственный звук — вода, плескавшаяся внутри ванны. Катон яростно посмотрел на гобелен на мгновение, прежде чем снова погрузиться в ванну.
Позже, когда вода остыла, он вышел и вытерся льняным полотенцем, оставленным для него на ближайшем табурете, затем оделся в тунику, предоставленную парфянами, и прошел через занавешенный дверной проем, чтобы оказаться на балконе с видом на сад во внутреннем дворе, подсвеченный немного лунным светом в серые цвета. Легкий звук заставил его обернуться, и он увидел охранника, стоявшего дальше по балкону и внимательно наблюдающего за ним.
— Вот вам и гостеприимство, — пробормотал Катон про себя. Вологез вполне мог приготовить ему тонко позолоченную клетку, но это все же была клетка.
— Хорошая ночь, — обратился Катон к мужчине по-гречески, но охранник постучал пальцами по губам и покачал головой. Катон не мог определить, приказали ли ему молчать или ему вырезали язык.
— Справедливо. Тогда никаких разговоров.
Опираясь руками на балюстраду, он вдыхал ароматы, исходящие из сада, пока он исследовал размеры дворца, который мог видеть. Он был построен в масштабах, которые унижали императорский дворец в Риме. Увидев улицы и постройки Селевкии, он мог только догадываться о потоках богатств, плывущих в казну царя Вологеза. Его предыдущий опыт в Парфии ограничивался кампаниями в пустынях и горах спорной границы между двумя империями, и ему было трудно приравнять неуловимые банды конных лучников к великолепию, которое можно было найти в самом сердце империи.
Сказочное богатство Вологеза не было мифом, и Катон мог представить себе алчный блеск в глазах римских государственных деятелей, после его доклада по завершении посольской миссии. В Парфии можно было захватить такие богатства, которые превзошли бы привезенные Помпеем Великим и Суллой до этого. Но это же богатство могло быть использовано Вологезом, чтобы купить лояльность и союз многих царей, возможно, даже тех, которые в настоящее время обязаны Риму. «В одном можно было быть уверенным», заключил Катон. «Любая война с Парфией была гораздо большим испытанием, чем могли себе представить императоры и те, кто им советовал».
Рамалан послал за ними одного из своих людей, когда солнце уже вовсю светило сквозь решетку высокого окна со ставнями в спальне Катона. Катон уже проснулся и лежал под шелковой простыней на самой удобной кровати, которую он когда-либо видел. Даже валик, также покрытый шелком, обладал достаточной мягкостью, чтобы позволить ему комфортно держать голову под удобным углом. Он пошевелился, когда охранник постучал в его дверь, и вошел в комнату, не дожидаясь ответа, положив свежую одежду на скамейку у изножья кровати, рядом с собственной одеждой Катона, которую выстирали и высушили перед тем, как положить туда, пока он спал.
— Ваше Превосходительство, вы должны немедленно одеться и сопровождать меня.
— Очень хорошо, — Катон сел. — Жди меня снаружи.
Охранник поклонился и закрыл за собой дверь. Катон спустил ноги с кровати и уставился на одежду на скамейке. Изящная одежда, принесенная охранником, делала его простую армейскую одежду тусклой функциональной атрибутикой крестьянина. И все же он почувствовал хитроумную манипуляцию своим разумом, которую пытался предпринять Вологез. Сначала демонстрация богатства в Селевкии, а затем демонстрация силы, когда они были введены во дворец. Теперь царь приглашал его отстаивать свое предложение о заключении договора в одежде знатного парфянского вельможи.