Внушительный мужчина с большими челюстями подошел к помосту и прочитал что-то с вощеной таблички, затем повернулся к Катону и поманил его. Охранник мягко подтолкнул Катона, и он шагнул вперед с Аполлонием сразу за ним. Когда Хаграр двинулся за ними, чиновник резко крикнул, и придворный отступил. Сознавая, что почти все в зале смотрят на него, Катон держал плечи опущенными, а спину прямой, когда он вышел на открытое пространство перед возвышением и повернулся лицом к Вологезу. Он пристально посмотрел в темные глаза царя с твердым взглядом на мгновение, прежде чем склонить голову.
Воцарилась тишина, когда парфянский правитель уставился на него задумчиво. Это продолжалось достаточно долго, чтобы некоторые придворные начали неловко переступать с ноги на ногу. Наконец Вологез наклонился и сложил руки.
— Ты — трибун Квинт Лициний Катон, не так ли? — Он обратился к Катону на беглом греческом языке без акцента.
— Да, Ваше Величество.
— А это твой советник, Аполлоний.
Агент в ответ низко поклонился, прежде чем царь продолжил.
— Вы представляете собой посольство, которое Рим отправил в мою столицу для обсуждения условий мирного договора между нашими двумя империями, чтобы положить конец давнему соперничеству, которое существует уже более ста лет. Соперничество, которое стоило Риму и Парфии большого количества крови и сокровищ, но не принесло каких-либо заметных результатов.
— Да, Ваше Величество.
— Тогда я должен сказать, что восхищаюсь твоими амбициями, трибун, — улыбнулся Вологез. — И я не могу не задаться вопросом, чего, по твоему мнению, ты можешь достичь, когда так много других пытались и не смогли договориться о мире. Ты предстал передо мной не в тонко сшитой тоге римского аристократа, а в простой тунике римского солдата. Интересно, как мог простой солдат обладать мудростью опытного дипломата, чтобы его послали с таким посольством? Я не слышал, чтобы римские солдаты обладали темпераментом для выполнения такой задачи. Скажи мне, трибун, почему тебя выбрали? Разве люди твоего ранга подходят для такой цели, или ты нечто большее, чем кажешься? Ты похож на солдата, но, может быть, это просто еще одна римская уловка. Итак?
— Ваше Величество, командующий Корбулон выбрал меня, чтобы передать его условия. Я, как видите, всего лишь солдат. Но я римский солдат и трибун. Я говорю то, что думаю, и держу слово. И поэтому я полагаю, что он доверил мне это посольство.
— Итак? — Вологез склонил голову. — Это все? Тебя выбрали ни по какой-то другой причине?
— Не по какой-либо другой из причин насколько я знаю, Ваше Величество.
— Я понимаю… — Вологез тяжело вздохнул, снова поудобнее усаживаясь на трон. — Тогда скажи нам, какие условия твой командующий приказал тебе представить?
Катон был готов к этому моменту. — Во-первых, это вопрос об Армении, Ваше Величество. Мой полководец говорит, что она подпадает под сферу влияния Рима. Все, что требует Рим, — это признание этого Парфией. В свою очередь, Рим обязуется не размещать гарнизоны на армянской земле и стремиться только к тому, чтобы любого нового армянского правителя утверждал чиновник, назначенный Римом. Если Парфия согласится с этим, то крупнейший вклад в конфликт между нашими двумя империями будет устранен одним махом.
Вологез поднял руку, чтобы заставить его замолчать. — Вопрос об Армении уже много лет является больным, трибун. Еще до того как Рим вмешался в ее дела, Армения была давним союзником Парфии и осталась бы таковой, если бы какой-нибудь несчастный царь не обратился к вашей империи за помощью и не вовлек ее в вашу сферу влияния. Так что позволь мне сделать встречное предложение. Если Парфия пообещает не размещать войска в Армении или возводить на трон армянских царей, откажется ли Рим от своих претензий на Армению? — Он сделал паузу и продолжил насмешливым тоном. — В конце концов, это, как ты говоришь, одним махом устранило бы главный источник трений между нашими империями.
— Ваше Величество, честно говоря, я не думаю, что это приемлемо для моего командующего или императора. Но мы говорим о содержании и внешнем виде. Обеим империям было бы выгодно относиться к Армении как к нейтральному царству. Если в этом суть дела, то вид того, какая империя утверждает, что Армения находится в ее сфере, не имеет значения.
— Итак, если это не имеет практического значения, почему Рим не может тогда позволить Парфии делать вид, что она имеет контроль над регионом? Позволь мне рассказать тебе, почему. Все сводится к упорной римской гордости. Ваш народ отказывается признать, что он делит мир с другими державами. Вы отказываетесь принимать других как равных, и как только вы заявите права хотя бы на клочок безводной пустыни, вы охотно пожертвуете океаном крови только для того, чтобы пронести над ним свое знамя. Но Армения наша. Парфянская кровь течет в жилах ее царей и знати. Она наша по праву, и Рим желает украсть ее у нас.
Катон неохотно кивнул. — Вы говорите правду, Ваше Величество. Римская гордость — упорное препятствие, но его можно обойти.