– Не ошибся, – вдруг почему-то шепотом произнесла Митрофанова и опасливо покосилась на Мишу Борцова. – В двух обменниках приняли без проблем. А из третьего он еле ноги унес. Охрану вызвали, потому как доллары фальшивые были в самом деле. Это Вовка уже потом от людей узнал. Только очень высокого качества фальшивка, не каждая аппаратура распознает. В двух приемных пунктах аппараты послабее, они и не распознали. А в третьем… Вовка потом с баблом с этим к нужным людям подался. И сдал все один к десяти.
– И что, приняли у него?
– А то! Даже велели еще приносить. Говорят, выгоднее обменяют. Только у нас больше не было.
– А у Степановой?
– А вот вы у нее и спросите, у тихони, – с ненавистью закончила Митрофанова. И тут же заныла: – А что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят?
Назаров неопределенно пожал плечами.
Что он мог ей предъявить? Соучастие в нападении на Сидорова? Так тот отказался писать заявление. И помер, наверняка завещав своим дружкам отомстить обидчику. Те добросовестно все выполнили: Проскурин мертв.
Махинации с фальшивыми деньгами? Так нет теперь денег тех. Кроме показаний Митрофановой, у них вообще ничего нет. Степанова, если она имела отношение к фальшивомонетчикам, себе во вред давать показания не станет.
Оставалась надежда, что эта троица была как-то связана с убийством Насти Глебовой. Но как доказать? Ее, оказывается, больше события трехлетней давности интересовали и все та же Мария Степанова, а никак не жалкая вдова байкера Митрофанова с ее подельниками.
– Что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят? – Анна принялась размазывать по лицу слезы. – Я же вообще ни в чем не виновата!
– Соучастие – это, Анна, преступление.
– Я понимаю, но… Машка-то вряд ли заяву вам принесла, что у нее из сейфа двести тысяч баксов пропало. Фальшивых! – добавила она с нажимом. – За что меня, а? И я вот чего думаю, товарищ капитан… Эта пигалица, может, из-за денег кругами ходила вокруг Машки?
– Какая пигалица? – Он сделал вид, что не понял.
– Да журналистка эта! Она же просто как ворона кружила то возле моего дома, то возле Машкиного.
– А вы ее там видели? – просто так спросил, не сильно надеясь на удачу.
А Митрофанова возьми и ответь:
– Ясно, видела. В тот вечер, когда мы с баблом из Машкиной квартиры спускались, журналистка эта нам на лестнице попалась. Симка еще нагнулся, будто шнурок завязать. Морду прятал. А я не успела. И девка эта, Настя, меня узнала. О, говорит, а вы здесь зачем?
– А вы что? – прищурился Назаров.
Сердце тяжело заворочалось в груди. Вот оно! Он как чуял, что все между собой связано. Даже Мишаня побледнел от волнения.
– Говорю: к Машке приходила доложить, что ты о ней расспрашиваешь. Как нашлась, сама не пойму! – и она, запоздало восхитившись своей находчивости, прыснула в ладошку. – Журналистка смутилась и спросила, а чего, мол, Маша? Как отреагировала? А я говорю: нет ее дома, можешь не ходить.
– А она?
– Все равно вверх по лестнице пошла, дура. Я потом уже на выходе, когда Симка ушел, чуть притормозила и послушала. Она с кем-то наверху разговаривала.
– С кем?
– Не слышала второго. Лопотала что-то, даже, кажется, посмеивалась…
Они с Мишкой стремительно переглянулись и одновременно отрицательно качнули головами.
Митрофанова дурой была, конечно. Или пропила мозги напрочь. Привязать ее с подельниками к убийству Глебовой ничего не стоило. Настя могла застать их на месте преступления, когда они квартиру грабили? Запросто. Мог уголовник со стажем пустить в ход оружие ради неслабой добычи? А почему нет-то?
Но именно потому, что все это они могли сделать, Назаров верил, что они этого не делали. Иначе Митрофанова словом бы не обмолвилась о Насте.
– Теперь вот чую, что пора навестить Степанову, – подвел он черту, отпустив Митрофанову под подписку о невыезде. – Теперь мне есть о чем ее спросить. Это тебе, друг Миха, не просто понаблюдать, как она отнесется к известию о смерти журналистки…
Глава 16
На третий день отпуска она была почти уверена, что сходит с ума. Ей все время казалось, что за ней кто-то следит. Даже дома это ощущение не оставляло. Будто из каждого угла за ней наблюдают чьи-то бдительные страшные глаза.
А может?..
Может, это дух умершей здесь девушки? Может, это он к ней взывает? Требует, чтобы она все рассказала в полиции, помогла следствию, посодействовала в поимке преступника?
Маша была рациональным человеком. Похоронив родителей, а следом и Женьку и не дождавшись от них никаких знаков с того света, она окончательно утратила интерес к потустороннему миру. Но сейчас в ее жизнь вошла такая жуть, что она даже в церковь сходила и поставила самую толстую свечку за упокой рабы Анастасии, преставившейся на ее кухне. Пару дней относительно неплохо спала, а потом началось снова. Скрипы, шорохи, какие-то едва слышные завывания. И еще шаги.
Шаги за спиной она слышала постоянно. Стоило выйти на улицу, зайти в магазин, свернуть к салону красоты или в банк, как появлялся звук чужих шагов.