Я слышала, что смерть от чумы ужасна; и невольно поддалась игре воображения. Представила себе мужа, который мечется в агонии в какой-то темнице. Мое дыхание сбилось, от страха меня колотила дрожь. Страх пожирал меня, как пламя. Открыв окно, я полной грудью вдохнула воздух, стараясь прийти в себя. Но я не могла успокоиться; мне казалось, что внутри меня живет другая женщина и она кричит, зовет:
– Гертфорд, мой Гертфорд, любимый!
Бич, думая, что я играю, присоединился ко мне:
– Папа, папа, папа! – Он хохотал, когда я смотрела на него, представляла, как хватаю его за ручку и выпрыгиваю из окна, лечу, падаю – я над рекой, над гладкими каменными плитами.
– Миледи, – донесся голос сзади. Это один из стражников. Я продолжала кричать, пока у меня не сел голос, – не могла остановиться. Он взял меня за руку; я попыталась вырваться, хотя и понимала, что все бессмысленно. – Комендант хочет вас видеть.
– Уорнер? – спросила я, и во мне затеплилась искра надежды, чуть растапливая страх.
– Нет, не Уорнер.
Ну конечно, Уорнера уже нет.
Комендант крепости уже стоял на пороге моей камеры; за его спиной маячила какая-то женщина.
Я крепко сжала потную ладошку Бича в руке.
– Вас переводят в другое место, – сообщил комендант, не утруждая себя приветствием.
– Куда? – Мысленно я представила все возможные места: темницу; другую комнату вроде той, в которой я сейчас; под домашний арест где-нибудь в глуши; назад на королевский двор – нет, он сказал «переводят», а не «освобождают».
– Не могу сказать, миледи. Но вам надлежит собрать вещи и быть готовой идти в течение часа. Младший ребенок отправится с вами, а старший останется с отцом.
– Гертфорд жив? – кричу я.
– Почему вы решили, что нет? – спросил комендант, и я гадала, не тронулась ли я умом, ведь я так ясно представила смерть Гертфорда, как будто видела ее собственными глазами. Но теперь, когда я знала, что он жив, меня беспокоило другое: у меня заберут Бича. Женщина взяла его за руку и потащила к двери.
– Не-е-ет!!! – закричала я, хватая его за рукав.
– Мама. – Его личико было искажено диким страхом. – Мама, пойдем?
Комендант оттащил меня и крепко держал одной рукой, а другой захлопнул дверь. Я слышала крики Бича, когда его несли по лестнице; каждый его крик словно вырывал кусок из моей души. Я упала на пол, билась в рыданиях, чувствуя свою потерю в полной мере, как будто на меня свалилась огромная тяжесть и выбила из моего сердца всю любовь.
– Простите, миледи, – сказал охранник. – Таков приказ королевы.
Виндзорский замок, август 1563 г.
В кромешном мраке было слышно, как королева ворочается в постели с боку на бок. Из-за чумы весь двор в беспорядке; Елизавета часто стала просить меня переночевать с ней в опочивальне. Признаться, от такой обязанности я не была в восторге. Последние месяцы Елизавета относится ко мне со странной теплотой. Может быть, ей хотелось искупить несправедливость, допущенную по отношению к моей сестре? Как бы там ни было, никакого удовольствия я не испытывала, хотя у меня не было другого выхода и я была обязана принимать ее знаки внимания. Поэтому ночь за ночью я вынуждена была проводить в королевской опочивальне. Правда, у меня появилась возможность замолвить словечко за Кэтрин после того, как в Лондоне разразилась эпидемия чумы, – я попросила перевести ее в более безопасное место. С трудом верится, но мою просьбу исполнили. Кэтрин перевели в замок Пирго, где, конечно, лучше, чем в Тауэре. Хотя я хорошо помнила, как обращался с ней дядя Джон, когда мы гостили в Пирго в последний раз, в то ужасное лето перед ее арестом. Надеюсь, ему все же удастся проявить хоть немного сочувствия к своей самой нелюбимой племяннице.
Мне не положено было знать о том, что королева выполнила мою просьбу. Может, она думала, если я узнаю, что мне пошли навстречу один раз, наберусь наглости и начну просить ее о чем-то еще? Нет, я не такая дура. О том, что их скоро переведут в другое место, мне сообщил Киз: Гертфорд и Бич отправятся в Хенуорт, а малыш Том – в Пирго, вместе с матерью. Я радовалась, что они уедут прочь из зараженной местности, но знала, что разлука с мужем и сыном станет для Кэтрин пыткой. Она едва выносила разлуку даже с любимой собакой. Я думала о племянниках, постоянно гадала, какие они, старалась почувствовать их; но они населяли мои мысли как призраки, и я не могла представить их во плоти.
Письмо Киза мне передали украдкой, хотя из Лондона никого и ничего не выпускают из страха заражения. Даже барки не пропускают по реке, а гости должны ждать в карантине целых четыре недели. Только потом им разрешают приехать ко двору. Я боялась за Киза, которого попросили остаться в Вестминстере, хотя он уверял, что держится на безопасном расстоянии от чужаков. Я скучала по тишине его каморки, по нашим играм в шахматы и беседам, в которых мы коротали драгоценное свободное время. Киз стал неотъемлемой частью моей жизни. Я молилась за его здоровье. Хорошо, что Левина здесь; она уехала в Виндзор вместе со всеми придворными.