Изменницы

– Мэри! Проснитесь! – Королева трясла меня за плечо. – Проснитесь! Мне не спится.

– Я не сплю, мадам. Чем я могу вам служить?

– Принесите фитиль, зажгите свечи.

Я вылезла из приставной кровати, нащупала платье; накинула его поверх сорочки и, не найдя тапочки, побежала к двери босиком. Охранники по ту сторону дверей дремлют. Они измучены, потому что работают в две смены: их ряды тоже поредели из-за чумы. Один прислонил голову к стене под неудобным углом – задрал подбородок кверху и громко храпит; второй ссутулился на табурете. Когда я вышла, он приоткрыл глаза, поспешно вскочил, пригладил ливрею, поправил шапку.

– У вас есть фитиль? – спросила я.

Он поклонился и порылся в коробке, нашел фитиль, зажег его, заметил, что я стою босиком, и густо покраснел, как будто раньше не догадывался о том, что у меня десять пальцев на ногах, как и у любой другой женщины.

Вернувшись в опочивальню, я слышала, как королева облегчается в ночной горшок. Я зажгла свечи, раздвинула шторы, взбила ее подушки. Закончив свои дела, Елизавета с шумным вздохом повалилась на постель. Даже в полумраке заметно, как она похудела и осунулась; под глазами у нее темные круги, похожие на синяки.

– Неужели вы совсем не спали, мадам? Принести вам теплое питье?

– Глаз не сомкнула, – ответила она. – Мэри, идите сюда, посидите со мной. – Она хлопнула рукой по одеялу. – И захватите засахаренные фрукты с дальнего стола.

Я взяла блюдо и села на постель. Какое-то время мы сидели молча. Елизавета набила рот сладостями; она с такой жадностью поедала засахаренные фрукты, словно никак не могла насытиться. Я невольно смотрела на нее, и она, наверное, поняла, что я не одобряю ее обжорства, потому что протянула мне лакомство, цинично ухмыльнувшись:

– От чего же еще мне получать удовольствие? – Я взяла засахаренную дольку, слизала с поверхности сладкие кристаллики. – Не бойтесь, не отравитесь, – съязвила королева. – Побалуйте себя, Мэри. Может быть, вам даже понравится.

– Мадам, может быть, смешать вам настойку, чтобы вы заснули?

– Я перепробовала много настоек, и ни одна мне не помогла. Все потому, что в голове у меня заботы огромной важности. Правда, я всегда плохо спала, даже в детстве.

– Наверное, быть королевой – не только благословение, но и проклятие, – заметила я и тут же пожалела о своих словах, думая, что, возможно, обидела ее, потому что она как-то странно покосилась на меня.

Но Елизавета вдруг улыбнулась:

– Это правда. Правда, большинство не смеет мне ничего говорить. Только он. – Я догадалась, что под «ним» она имела в виду Дадли. – Я наблюдаю за ними – за всеми придворными – как они осторожно подбирают слова… – Она ненадолго умолкла и взяла с блюда еще одну сладкую дольку. – И Сесил, – продолжала она. – Похоже, он думает, что лучше меня понимает, что для меня хорошо. Он слишком увлекается.

Она не объяснила, что имела в виду, а я не спросила, но невольно гадала, не думает ли она о свадьбе моей сестры.

– Наверное, вам очень одиноко, если можно так выразиться, – предположила я.

– Да, одиноко, – согласилась она, как будто такая мысль никогда не приходила ей в голову. – И вместе с тем я всегда окружена людьми. Наверное, брак в самом деле станет решением всех проблем. – Тон у нее был ровный, и трудно сказать, в самом ли деле она так считает или дело обстоит с точностью до наоборот. – После того как я чуть не умерла от оспы, члены Тайного совета досаждают мне просьбами выйти замуж чаще, чем прежде. Мне приходится выдумывать все более изощренные предлоги, чтобы отказывать им.

– Все они думают, что вы прислушиваетесь к своему сердцу, но вы прислушиваетесь к своей голове.

– Умница Мэри. Вы ведь все понимаете, да?

– Не все, – ответила я беззаботно, намекая на то, что понимаю многое.

В ответ королева засмеялась.

– Следуй я велению своего сердца, наш государственный корабль давно потонул бы!

Она взяла с прикроватного столика позолоченную шкатулку, достала оттуда несколько небольших пакетов, развернула их и показала мне миниатюры. Я слышала о коллекции миниатюр, собранной королевой, но никогда ее не видела. Я подозревала, что в ее коллекции есть и наши портреты работы Левины – Кэтрин, Леттис и мой. Или, может быть, она выкинула из коллекции портрет моей сестры?

Елизавета взяла одну миниатюру:

– Моя шотландская кузина. Вы, кажется, принадлежите к числу тех, кто считает, что моей наследницей следует назвать ее?

Я была удивлена, что она помнит наш давний разговор о праве первородства – ведь с тех пор так много всего произошло.

– Знайте, Мэри, я пощадила вашу сестру только благодаря вам. Некоторые мои приближенные требовали ее казни.

Я хотела напомнить ей, что про мою сестру едва ли можно сказать, что ее «пощадили»; конечно, ей сохранили жизнь, но она живет в клетке, оторванная от тех, кого она любит. Но я почтительно молчала – послушная Мэри, карманная игрушка королевы. Меня переполяла горечь; боюсь, если я умру и меня вскроют, то увидят, что внутри я почернела до самых костей.

Она протянула мне крошечный портрет:

– Как по-вашему, она красива?