Изменницы

– Вот, – сказал он, поднося ближе одну миниатюру, – эрцгерцог Карл.

– Габсбург, Сесил? – нахмурилась Елизавета. – Кажется, партией с Габсбургом вы собираетесь нанести встречный удар нашей шотландской кузине, которая, судя по всему, претендует на наш престол и хочет отдать его французу?

– Она имеет в виду Марию Шотландскую, которая вышла за французского дофина, – прошептала мистрис Сент-Лоу, которая уселась рядом с Левиной.

– Верно, Франция готова сражаться за то, чтобы посадить эту шотландку на английский трон, – ответила Левина. Она представила Европу в виде большой шахматной доски с двумя ферзями.

– Эрик Шведский. – Сесил показал еще один портрет.

– Какой хорошенький! – Елизавета рассматривала портрет; было похоже, что она вот-вот рассмеется.

– Ваше величество, при всем моем уважении… – начал Сесил, но Елизавета перебила его:

– Мы шутим, Сесил, просто шутим!

Сесил не скрывал досады:

– Вашей благосклонности добиваются также Саксония и Голштиния…

– Покажите! – потребовала она, протягивая руку.

– Их портретов у меня пока нет. – Сесил был на грани отчаяния.

– Нельзя ожидать, чтобы мы согласились заключить брак, даже не видя претендентов. Может быть, нам никто из них не понравится!

Сесил вежливо усмехнулся, как будто Елизавета пошутила. Левине отчего-то казалось, что королева совсем не шутит, хотя в самом деле немыслимо, чтобы королева правила без короля. Хотя с Елизаветой все может быть возможным. Такой, как она, в самом деле еще не было.

В дальнем конце зала послышался какой-то шум; двери распахнулись настежь, и с поклоном вошел глашатай.

– Лорд Роберт Дадли! – объявил он.

Взгляд королевы мгновенно просветлел, загорелся, как фейерверк, и Левина заметила, как Сесил неодобрительно поджал губы. Как бы ей хотелось изобразить именно эту сцену – двое мужчин, которые борются за внимание своей королевы! Сесил смотрел настороженно, он напоминал жабу, которая следит за мухой. Из-за выпуклого лба он похож на ученого; рыжеватая бородка разделена надвое – такие были в моде много лет назад. Может быть, государственный секретарь причесывался так нарочно, чтобы показать: его не волнуют пустяки вроде моды. Но кто не заметит тонкой дорогой ткани его дублета, дорогой черной ткани, такой черной, что она поглощала свет, и позолоченных аксельбантов, а также белоснежного жабо и изящного покроя туфель? Впрочем, роскошь его наряда была вполне благопристойна и не бросалась в глаза.

Все присутствующие не сводили взгляда с другого мужчины.

Мистрис Сент-Лоу склонилась к Левине и негромко сообщила:

– Вот за кого она на самом деле хочет выйти!

– Он женат, – возразила Левина.

Дадли, в противоположность Сесилу, одевался вызывающе роскошно; в нем не было ничего скромного, благопристойного. Его дублет с прорезями был сшит из серебристой парчи, украшен вышивкой и драгоценными камнями. В прорезях была видна алая атласная подкладка. Высокий ворот был выполнен по испанской моде. Небольшая алая шапочка, отороченная золотой бахромой, была лихо заломлена на ухо. Он широко шагал длинными ногами, обтянутыми черными чулками. На его красивом лице играла легкая усмешка. Левина вспомнила, что еще не так давно Роберт Дадли носил перешитый дублет своего отца, весь покрытый заплатами, а его панталоны так прохудились, что на коленях просвечивала кожа. Теперь главный конюший щедро тратил свое жалованье на наряды. Поговаривали, что ему положили тысячу марок – и это еще без дополнительных доходов.

Дадли тоже хотел бы заказать Левине свой портрет, но она слышала, что, несмотря на огромное жалованье, он из тех, кто платит по счетам, только когда это абсолютно необходимо, и подозревала, что он придумает какой-нибудь предлог, чтобы не заплатить: объявит, что портрет ему не нравится, что он вышел непохожим на себя или художница выбрала слишком мрачные краски. Поэтому она оттягивала время, говоря, что вначале должна закончить портрет королевы.

Дадли поклонился Елизавете, сняв шапку и тряхнув кудрями. Волосы у него великолепные, черные, густые. В них мелькали рыжеватые пряди. Его глаза необычного темно-синего оттенка немного напоминали тот цвет, который Гольбейн любил для фона на некоторых своих портретах. Этот мужчина, несомненно, знал о своих достоинствах.

– Ваше величество, – произнес он с такой улыбкой, словно Елизавета – простая служанка, с которой он спит.

Королева смотрела на него поверх своего длинного носа, стараясь казаться властной, но ее выдавали уголки губ, которые чуть дернулись вверх.

– Я только что видел Кэтрин Грей в приемном зале, – сказал Дадли. – Не знаю, зачем вы ее там прячете. Она – настоящее маленькое сокровище. Королева, безусловно, должна собрать в своей короне все драгоценности.

Левина стояла опустив глаза, но навострив уши.

– Она… – ответила Елизавета. – Мы вовсе не считаем ее… – она ненадолго умолкла, – привлекательной!

– Я удивлен, – недоумевал Дадли. – Со мной она всегда была вполне дружелюбна.