Изменницы

Совершенно выбившись из сил, я вошла в покои Юноны и упала на пол у камина. Я безудержно рыдала, ругая себя за то, что убежала, как маленькая, но, по правде говоря, я боялась тех чувств, которые пробуждал во мне Гертфорд. Боялась, что не смогу их сдерживать, а если я не смогу сдерживать чувства, одному Богу известно, как глубоко я могу пасть. Потом мне в голову пришла мысль: какое ужасное ощущение, как будто стоишь на краю в пропасти и вот-вот упадешь в нее, – это и есть любовь? А то, что я испытывала к Гарри Герберту, – лишь бледное подобие нынешнего чувства. Я бы все отдала, лишь бы вернуть то теплое, безопасное чувство, а не быть под чарами этого, неуправляемого.

Я поворошила гаснущий огонь кочергой и подбросила в камин полено, потом смотрела, как оно занимается, как от коры вверх взметается сноп синих искр. Только сейчас я поняла, насколько устала. Я стянула с кровати подушку и положила себе под голову. Сил не было даже на то, чтобы снять с себя промокший плащ. Я позволила себе задремать в тепле, но, как ни старалась прогнать из головы мысли о Гертфорде, они таились на краю моего сознания и не давали спокойно уснуть.

Чьи-то пальцы гладили меня по щеке; тихий голос звал:

– Китти!

Я приоткрыла глаза. Это он. Я проснулась, рывком села и увидела, что передо мной вовсе не Гертфорд, а Юнона. Она зажгла настенные канделябры от длинной свечки, и комнату заполнил желтый свет.

– Почему ты спишь на полу, не сняв плаща? – спросила она.

– Юнона, я так устала… – сама не знала, как объяснить смешанные чувства, которые бушуют во мне.

– Давай-ка я тебя уложу. – Она помогла мне подняться на ноги и начала меня раздевать, отвязала рукава и верхнюю юбку, протянула чистую сорочку. Сама она тоже пыталась освободиться от верхнего платья. – Развяжи, пожалуйста! Слишком туго зашнуровано. – Она не могла справиться с корсетом. Я развязала тугие узлы, и она облегченно вздохнула, освободившись от сковывавшего ее панциря, потом стянула с головы чепец, поморщилась, когда прядка волос зацепилась за драгоценный камень. От проволочного каркаса у нее остались следы на висках. Неожиданно я снова увидела, как она красива, и залюбовалась ею.

– Позволь мне причесать тебя, – сказала я, расплетая ей косы. Потом взяла гребень и стала медленно проводить по ее светлым прядям, стараясь не дергать.

Какое-то время мы молчали. Юнона первая подала голос:

– Китти, я скучала по тебе.

Я зарылась лбом в водопад ее волос и прошептала:

– Я тоже… То, что происходит сейчас, для меня невыносимо. Я тебя не вижу, а когда вижу, ты так устала, что… Юнона, признайся, ты ревнуешь? В этом все дело?

– Ревную? К чему? – Ее голос был так нежен, так заботлив, так невинен.

– К моей… к моему… – Не зная, как лучше выразиться, я употребила ненавистное выражение Гертфорда: – К нашим делам с твоим братом.

– А, вот ты о чем! – Она развернулась ко мне лицом; мне казалось, она вот-вот рассмеется. – Как я могу ревновать тебя к нему? Я и представить не могла, что смогу удержать тебя при себе. – Как я завидовала ясности Юноны, тому, как разумно устроен ее мир! Возможно, внешне мы с ней похожи, но внутри мы с ней совершенно разные. – Кроме того, он жалуется, что ты утратила к нему всякий интерес.

Я что-то невнятно промычала, не в силах выразить словами охватившее меня смятение: боялась, что, если облеку свои чувства в слова, они овладеют мною еще сильнее.

– Ты видела ее сегодня?

– Королеву? Да… только мельком. Я стояла слишком далеко.

– Бедная Китти! – Юнона погладила меня по щеке. – Уверена, она еще смягчится. Одно скажу: я в жизни не видела такого платья. – Она всплеснула руками. – Больше двадцати ярдов золотого и серебряного шитья, расшито позолоченным кружевом и оторочено горностаем.

– Так она была не в платье покойной королевы?

– Нет, оно для завтрашнего дня – для коронации.

– Для коронации, – эхом повторила я, чувствуя, что мое унижение станет бесконечным, что меня затиснут в самый дальний угол аббатства, подальше от взглядов. Чего я не могла вынести – так это мысли о том, что я стану невидимкой. Мне хотелось поскорее все забыть. – Юнона, по-моему, я бы не вынесла больше, если бы не ты и не… – Я потрясенно умолкла, меня вдруг озарило. – Юнона, я боюсь. Что, если она найдет повод бросить меня в Тауэр, как… мою сестру?

– Нет! – воскликнула Юнона, но мы обе понимали: ту, кто стоит так близко к трону, но лишилась благосклонности, вполне могут отправить в Тауэр в сопровождении вооруженной охраны. – После празднеств ты сможешь уехать. Поживи с матерью и сестрой… Кажется, они сейчас в аббатстве Шин?

– Да. Елизавета выгнала настоятеля и подарила аббатство Maman. Похоже, она на все готова ради Maman, кроме того, чтобы восстановить в правах меня… Наверное, поселившись в аббатстве, Maman хотела быть ближе ко мне, ведь Бомэнор так далеко!

– До аббатства совсем близко.

– Пусть так… – Как могу я отправиться туда, оставив Гертфорда здесь? У меня разобьется сердце. – Сегодня я видела его… Дадли, – сказала я, чтобы сменить тему.