Изнанка

— Нет, ты не понял. Зачем тебе всё это нужно? Я зачем нужна? Ты не подумай, я не на комплименты там напрашиваюсь или что-то в таком духе. И самооценку за твой счёт поднимать не собираюсь. Просто не пойму, зачем тебе престарелая брошенная чужая женщина, от которой даже муж к твоей матери сбежал?

— Он идиот — вот и ушёл. Я бы не ушёл.

— Ты со мной не жил два десятка лет, чтобы это точно знать. Может, со мной невозможно сосуществовать? Может, меня терпеть нужно, и Коле ещё памятник надо поставить, что он так долго продержался?

— Ты не веришь сама в то, что говоришь.

Он был прав. Алёна, конечно же, так не думала, и почему эти слова у неё вырвались — не знала. Но и понять Никиту — не понимала.

— Не верю, да. И думать так себе запрещаю. Но и твоих мотивов не понимаю.

— А должны быть мотивы? Нет, правда. Обязательно нужно иметь мотив, чтобы хотеть быть с любимой женщиной?

— Никит… Сейчас мне не до этого, прости. У меня мысли все совсем о другом.

— Это я понимаю.

Он замолчал, и Алёна тоже молчала, думая о том, что будет, когда они с Никитой закончат этот странный разговор. Ей придётся вернуться туда, где она собиралась спрятаться на несколько дней, и где всё будет напоминать о муже. И стоило признаться самой себе — несмотря на то, что компания Никиты была ей приятной, сейчас её мучило желание немедля увидеть Николая, или хотя бы услышать. Потребовать от него объяснений, посмотреть в его глаза и понять… Что она хотела там увидеть и понять, Алёна не знала, но была готова разбираться во всём случившемся вместе с мужем.

— Так что? Поедешь со мной? — предпринял Никита последнюю попытку, когда Алёна поднялась, заложила руки в карманы толстовки и собралась вернуться в квартиру. На него не смотрела — слишком заманчивым было это предложение. Сбежать на пару недель с молодым парнем, который был ей приятен, успокоиться, а все насущные проблемы решать по возвращении.

Слишком заманчиво и слишком… трусливо. Беглецов в её разваливающейся семье и без неё хватает.

— Не, Никит. Спасибо тебе за всё, но нет. Ты извини, мне сейчас одной побыть хочется. Думаю, ещё увидимся. Но позже, окей?

— Тебя сейчас вообще лучше не трогать? Не звонить, не писать, не приезжать?

— Да. Лучше вообще меня сейчас не трогать. Извини.

Он тоже поднялся следом, скопировал её жест — спрятав руки в карманах худи. Всё так же внимательно смотрел на Алёну, и та чувствовала себя неуютно под этим взглядом.

— Ладно, я понял. Пока займусь делами насущными — квартиру поеду смотреть.

— Какую квартиру?

— Снимать буду. Или ты думала, что я останусь и буду лицезреть твоего чудо-муженька каждое утро?

— Нет… я…

Алёна замялась, чувствуя, как на неё наваливаются растерянность и бессилие. Об этом она совсем не подумала. Что уже всё решено, и теперь Николай будет жить у Светы. Пить кофе утром на её кухне, бриться у зеркала в ванной, спать в её постели и ходить в трусах по её квартире.

Вздрогнув, когда по телу прошла волна озноба, Алёна развернулась и, не попрощавшись с Никитой, почти вбежала в подъезд. Больше она выносить этого не могла. И так продержалась более чем достаточно.

Говорят, что по-настоящему эмоциональную боль ощущаешь лишь первых несколько минут. Всё остальное — лишь следствие самовнушения. Раньше Алёна бы назвала это «душевным онанизмом», но сейчас поняла: с каждой секундой становится лишь хуже. Можно соврать себе, что ничего не случилось, отвлечься на какую-нибудь ничего не значащую ерунду вроде глупой передачи по телевизору, но потом всё возвращается. Вывороченное наизнанку нутро всё так же продолжает болеть от каждой мысли, от каждого воспоминания о том, как с тобой поступили. Это не самовнушение. Это разрастающаяся в груди невидимая дыра, от которой по всему телу расползается медленно убивающий яд.

Николай не приехал в тот вечер, когда они со Светой должны были вернуться из-за города. Да Алёна, пожалуй, и не ждала. Когда часы показали полночь, вдруг почувствовала такую усталость, что захотелось лечь и уснуть. Если не навсегда, то на несколько дней как минимум. Приняла горячую ванну, которая не согрела. Выпила бокал вина, которое не опьянило, как ей того хотелось. И, забравшись под одеяло, позволила себе заплакать. Тоже не так, как желала. Не навзрыд, а тихо, от чего горечь в груди не исчезла, а наоборот, стала ещё более неизбывной.

Она не заметила, как заснула, вновь попадая в иллюзорную реальность с недостроенными домами, трухлявыми балками, по которым Алёна куда-то перебиралась. А проснулась от того, что в замке входной двери повернулся ключ.

Она сделала жадный вдох, вскочила с постели и замерла перед выходом из спальни, молясь про себя, чтобы это был не Павлик, а Николай. А может, всё случившееся ей просто привиделось, и сейчас муж просто зайдёт и спросит, что есть на обед, а она радостно помчится в кухню готовить его любимые кислые щи?

Она выглянула из-за двери, и тут же наткнулась на взгляд Николая, который поспешно отвёл глаза и кажется, побледнел.