Изнанка

Именно спокойный отсек принадлежит Хозяйке и Папаню (медленному Гигу, который по вечерам возникает рядом с ней, а потом проваливается в какие-то пустоты). Где-то поодаль находится Лыш; сигналы его присутствия рядом с Хозяйкой довольно редки. Голос Лыша звучит почти на той же высоте, что и голос Папаня. Но характер звуков разный: Папань говорит прерывисто и как бы нехотя, в сухих звуках много выщерблин. Это полуразрушенные, пересохшие звуки. Голос Лыша, напротив, свеж и непрерывен. Он называет Папаня другим именем – «Тец». Гиги любят давать друг другу странные имена.

11

Всё в спокойном отсеке состоит из «личного» и «лишнего». Я часто слышу эти наборы звуков. Первое надо беречь; от второго – избавляться. Иногда мне кажется, что Хозяйка любит лишнее даже больше, чем личное. Во всяком случае, лишнего у неё больше.

«Млчиженщна» – так обращается к Милой Хозяйке Папань, требуя это лишнее убрать. Отношения Хозяйки и Папаня строятся на взаимном непонимании. Но это непонимание каким-то образом им ещё интересно. Интерес точно висит на тоненькой трубке, жилке. Она отмирает, но всё же ещё держится. Хозяйке и Папаню кажется, что они обречены друг на друга. Папань в режиме спокойного существования разговаривает невнятно, и, если бы не Милая Хозяйка, я никогда бы не понял, о чём он говорит.

12

– Э-э…да…вт в наше вре-емя…младёжь вжала ста-аршх.

– Папань, ну хватит! Кха-кхе. Он тебя уважает.

– Млчиженщна! Кда он идёт? К девчке? Или на херву балтлогию?

Издалека влажный голос Лыша:

– Тец, успокойся. У меня всё хорошо.

– Ты ваще пнимаешь, чте к чму? Д мы с тваей матирью…

– Ма, как твой палец? А настроение?

– Палец уже заживает, милый. Настроение, правда, так себе. Папань. Ну перестань. Кха-кха.

– Ма, ты не простыла?

– Не знаю. Немного знобит. Выпью чая с лимоном.

– И чму вас тым учт в этих универ-верстетах? Ты пнимаишь, чт ткое жизь?

– Давай вызовем врача тебе, Ма.

– Не надо. Наш босс этого не любит. Только в крайнем случае. А я нормально. Ап-пчхи!

– Рысчхалась! Детали вы мня!

– Папань, перестань.

– Хрен вам. Млчиженщина! Кте ишачт на ево брзвание? Мею прав! Я мею прав знать, встрчаитси мой сн с девчкми иль нет!

– Кха-кха. У него всё в порядке. Дай ему спокойно позавтракать!

– Млчиженщна! Я хчу знать, нрмальны мый сын иль нет. Мею прав!

– Тец, всё ок.

– Нет, ты ботн иль кто?

– Лыш, не отвечай ему. Возьми бутерброды.

– Млчижнщина! Не вмешвайси, кыда мжчины гварят!

– Спасибо, Ма. Я поем в городе.

– Хорошо, милый. Не принимай близко к сердцу. Кха-кха. Береги себя.

13

И когда она приблизилась к Лышу и прижалась лицом (так они называют ту часть тела-мира, откуда идёт звук речи и куда уходит пища) к его высокому лицу, я был у неё в глотке (я и не спешил уходить вглубь её сладкой и усталой мякоти). Я оторвался от поверхности пузыря на внешней стенке и блаженно плавал в тягучей жидкости, нагретой её речью.

И когда она прижалась к нему лицом и произнесла неизъяснимо мягкие слова, став настоящей и радостной, слабой и любящей, из гортани к нему полетели капли её жидкой любви, потому что любовь и счастье, которые она в этот миг ощущала, до того насытили вязкую жидкость её горла, что эта жидкость целиком превратилась в любовь.

В одной из капель её горла – вместе со своими подобиями – оказался я.

Глава 6 Город

1

Лыш идёт по Городу – первый слой наружного мира за пределами своих отсеков Гиги называют так, – переходит дороги, исполненные разнонаправленного шума, сворачивает в переулки между домами (я понял: дома – это нагромождения отсеков для гигантской жизни). Я жадно запоминаю новые для меня понятия; молчаливый рядом с Папанем и Милой Хозяйкой, Лыш сейчас удивительно разговорчив: он говорит обо всём, что видит, обо всём, что сейчас происходит с ним. Но с кем говорит? Мне кажется, Лыш похож на меня – он разговаривает сам с собой.

– Ответь мне, Бель! Ну ладно. Тогда я тебе расскажу, какая смешная болонка идёт за старушкой в ярко-зелёных кедах. А на улице такое солнце! Так красиво бликуют окна небоскрёбов! Витрины кажутся жидкими. А в них могли бы отражаться мы. У меня сейчас такое настроение, что я мог бы рассказать тебе абсолютно всё. Ты хочешь? Ты там? Я уже на площади. Ребята катаются на скейтах. Ты слышишь? Крики отскакивают от стен, как мячики для пинг-понга. Возьмём ракетки и пойдём играть? Или ты устала? Бель? Ты не отвечаешь… Хорошо, я ещё позвоню.

Нет, не с собой. Лыш идёт и разговаривает с кем-то невидимым, а я держусь на его лице. Лыш сейчас кажется мне даже слишком живым, очень подвижным – и таким будто прозрачным, ясным. Мне нравится свежий ветер его речи.

Я тоскую по настоящей привязанности. Лыш, отправь меня в глубину своего мира!

2

Гиги могут с остервенением разрушать мир вокруг себя и сами себя. Но Лыш, которого так любит его Ма, свежеголосый Лыш – другой.

Я хочу понять, из чего ты состоишь, молодой мутант. Откуда в тебе столько света?

Моя капля – камера с плавным куполом и влажно-питательная среда в ней – ещё не до конца растворилась на ярком свету.

Она застряла между чешуями, потому что поверхность гигантского лица неровная, полная пещер и наростов.