Но постепенно день ото дня их «я» крепло за счёт остаточных явлений, у них вырабатывался свой всё возрастающий механизм мышления и опыта. Практически, как мне было известно, все мои эмоции, склонности, достоинства и недостатки за счёт схемы и специальных фильтров должны начисто вырезаться и не восприниматься ЭМЭМами. Но всё-таки что-то просачивалось. А я, как все нормальные люди, имею неизбежные недостатки, порождённые нашим звериным происхождением, не совсем, возможно, правильным воспитанием, индивидуальными аномалиями. Естественно, как и все, я стараюсь скрывать свои недостатки, дабы они не бросались в глаза окружающим. Но от роботов их не спрячешь, ведь они стали частью меня. Оттого вскоре я стал примечать, как некоторые мои недостатки, порой, о которых я мог только догадываться, в усиленной и уродливой форме стали проявляться в поведении и деятельности моих единомышленников.
Может быть, это началось с самого первого дня. Мне же открылось всё после одного, казалось бы, не имеющего ко всему этому случая.
Однажды в полдень я зачем-то хотел заглянуть в свой домик. Ещё не доходя до него, я услышал заразительный металлический хохот. Хохот сопровождался хрипом испорченных диффузоров и икотой расстроенной схемы робота. Я поспешил к двери… На моей койке удобно устроился робот грязно-синей окраски. Он читал потрёпанную книгу, которую я сразу узнал – мой амулет их детства, я с ней никогда не расставался. Вполне умная и серьёзная книжка об немыслимых опытах учёных. А этот паршивец от дикого хохота карябал рваной железной подошвой нервные волокна климатической эмульсии койки, отчего и стены коробились, а домик конвульсивно вздрагивал.
На меня этот урод даже не обратил внимания.
– Встать! – я не владел собой. – Что это такое?
Грязно-синий на секунду затих и перестал портить эмульсию. Затем отключил слуховое восприятие, отмахнулся, глянул в книжку и захохотал с бόльшим подъёмом.
Я даже растерялся от неожиданности.
Полное неуважение и неподчинение авторитету человека!
Я заметался по тесной комнатке. А робот хохотал, уже не глядя в книжку.
Надо мной!
К чёрту!
Через минуту грязно-синий лежал, с глупым выражением следил, как я забросил его свихнувшийся мозг в большой мешок и вставил новый и чистый, как лист белой бумаги.
Потом я его просто выбросил из домика и ушёл, оставив его с глазу на глаз со своим тупым сознанием.
Прошла неделя, и в моём мешке лежало уже несколько десятков вывихнутых мозгов. Чего здесь только не было! Мои пороки. Пять – садизм. Никогда не думал, что во мне есть что-то подобное. Пятнадцать – лень и неповиновение. Гм… Три – тщеславие. Хе-хе… Семь – самоубийц. Террорист, шпион, заговорщик, симулянт, философ (!), два конченных идиота, проповедник. И, к довершению и к моему стыду перед людьми, ещё и жадность, и склочность.
Позор! Узнают на Земле – от медиков не отобьёшься. В музей Пороков пригласят в качестве живого экспоната…
Гора вывихнутых мозгов росла. Хорошо, что запасных было достаточно. Вначале такое коллекционирование меня веселило, однако заставило и задуматься.
Я один – их тысяча. Тысяча и одна натура терзали мой мозг, приноравливали его для себя, выкраивали из него только то, что удобно брать.
Один мозг на тысячу! Трезво подумать: невозможно и несерьёзно.
Роботы высасываю мои мысли, питаются ими, а я как современный Прометей отдаю ежедневно свой мозг на растерзание бестолковым, в конечном счёте, механизмам. Они даже этого не понимают. Мой мозг – малое вместилище огромного мира – был всё-таки слишком велик для их искусственных мозгов. Вот они и упражнялись, производя выборку подходящего клочка
Мозгам, повёрнутым не в ту сторону, я нашёл-таки применение.
Поймал свихнувшегося на лени робота, приволок его к себе в домик и произвёл серьёзную операцию по присоединению к его схеме дополнительных десятка три мозгов с различными отклонениями от нормы. У подопытного вырос на спине горб. Он стал ещё непривлекательнее. Зато мои труды увенчались успехом – получилось моё «Я» намного ближе к своему оригиналу. В тщедушном механическом существе на равных правах появилась львиная доля моего несовершенства. Слившись воедино, пороки стабилизировались и стали участвовать в жизни и деятельности робота слаженно и приближённо к сносному поведению достаточно развитого, но, чего греха таить, глуповатого человека.
Не смотря ни на что, это была моя победа!
Конечно, со стороны здравого смысла она, может быть, выглядела несколько однобокой, но для меня примечательной, так как в созданном подобии человека со сваленными в кучу несовершенствами я нашёл прекрасного сподвижника и собеседника. В тёмной массе роботов у меня появилась дополнительная рука, надёжная и неподкупная.
Кто-то может возразить, мол, это появилась рука роботов при мне. И будут правы. Пути мыслящего механизма неисповедимы. Но тогда, на Зибере, мне казалось правильным первое предположение.