Изнанка матрешки. Сборник рассказов

Он кинулся было бежать и взывать к разуму машины, но увидел, как громадный обломок скалы таких же размеров, как и она, ударил неё. От страшного удара, она подскочила, перевернулась, от неё что-то полетело в стороны. Другие камни подтолкнули её, захватили с собой, пыль закрыла всё от глаз перепуганного Олежки.

Его била дрожь, он не замечал её, что-то кричал и плакал.

Когда грохот утих, и пыль осела, он увидел, что от каменной перемычки обмелела река; запахло рыбой и трещат ещё под тяжестью сломанные и придавленные деревья.

– Чт-то мы теперь, Шенька, будем делать?

Его вопрос остался без ответа, хотя шенорог постучал своими конечностями.

– Может быть, пойдём, посмотрим? Поищем?

Олежка говорил без надежды в голосе. Ему хотелось сесть и не двигаться, но надо было отсюда куда-то уходить, так как ещё неясно было закончился ли камнепад. И запруженная река могла в любой момент пробить брешь и селем вырваться вдоль русла, сметая всё на своём пути.

– Пойдём, Шенька.

Они пошли по дну обмелевшей реки, утопая в глинистых отложениях. В грязных лужах бились рыбы. Олежка отметил место, где он хотел до того остановиться, чтобы искупаться, но здесь ему не понравилось. А ведь будь он тут, то мог бы попасть под каменный град. Дальше – камней больше, а вот и высокая пересыпь. Всё, казалось ещё шевелиться – каменные обломки укладывались на века в определённом порядке.

Вездеход не просматривался.

Помогая друг другу, друзья забрались на самый верх завала. Внизу, по другую сторону плотины, река крутила воронки и, жадно облизывая пенистыми водами будущее своё дно, превращалось в озеро.

– Шенька, давай искать. Я вниз, а ты тут, по верху.

Олежка спустился к самой воде, она шипела и прибывала. Перепрыгивая с камня на камень, он осмотрел горный завал. Никаких следов вездехода не было. Шенька тоже ничего не нашёл. Наверное, машина покоилась где-то в теле каменного завала с серьёзными повреждениями, так как на призывы Олежки не отвечала.

Выше по склону, с которого вместе с лавиной неслась машина, друзья по сторонам нашли кое какие-вещи, правда, в большинстве негодные.

Похоже, выброс вещей произошёл из разбитой кабины, оттого к концу дня после тщательных поисков Олежка стал обладателем кое-каких запасов еды и одежды, одеял с дырами и, самое главное, как ему показалось, он нашёл измятый и порванный лист, на котором была нанесена местность, где он сейчас находился. Снимок недавний, принят со спутника позавчера.

С тем, что у него осталось, Олежка, поразмыслив, посчитал богатством, тем более что съёмку он мог уверенно идентифицировать с видимым пространством. Во всяком случае, в первое время, как он подумал, ему с Шенькой не грозила опасность затеряться для самих себя среди гор, лесов и рек.

А потом… Он не загадывал пока. Надежда – увидят со спутника.

Спать легли рано и поднялись с восходом солнца.

Поели, экономя скудные запасы и в течение часа совещались. Шенька распластался на камне, впитывая горячие лучи солнца. Олежка же сидел на одеяле так, что огромный немигающий глаз зверька оказался на уровне его глаз, и они могли без помех обмениваться мнением. Человек высказывал свои соображения, а шенорог, время от времени, гремел конечностями, соглашаясь и выказывая своё сомнение.

– Нам, Шенька, осталось пройти чуть больше восьми тысяч километров. Куда идти я примерно знаю, но через горы не пойдём. Надо идти вдоль хребта, хотя это немного в сторону Там дальше горы будут ниже… Как будто… Я так думаю… От голода не умрём. Наша планета нас прокормит, а, Шенька?.. То-то. Пойдём к югу. Зима, когда ещё будет. Успеем по теплу…

Уже поднявшийся и готовый в дорогу, Олежка невесёлым взглядом окинул горизонт в том направлении, куда предстояло идти, и сказал:

– Что там, Шенька, моя мама делает?.. Она и так по мне соскучилась, и я тоже, а тут ещё такое… Эх, Шенька!.. Идём!

– Я же говорила! Говорила!

Ника была вне себя. Она причитала, переживая ужасную объёмную ситуацию, переданную вездеходом Олежки, в которую вовлечена и она – огромные камни, подпрыгивая и сшибаясь точно невесомые мячики, с грохотом неслись с кручи, неумолимо приближаясь к ней. Сильный удар исказил картину и она погасла. И что сталось с Олежкой, её сыном, она не знала.

Сергей, безвольно уронив тяжёлые загрубевшие руки, устало сидел в кресле не в силах что-либо сказать. Горе потрясло его, опустошило – ни сил, ни желания что-либо делать, предпринимать.

А ведь всё так хорошо складывалось. Ещё год-полтора, может быть, немного больше и появится реальная возможность покинуть эту ненавистную для него планету. И вот теперь она, смрадная и постылая, отняла у него сына. Она горем убивает его жену. Она отнимает у него веру. Ну, зачем он столько лет суетился, надрывался, зачем ест и спит от случая к случаю, если всё так получилось?

– Ты сказала, – произнёс он, с трудом ворочая непослушным языком, – что он как будто пошёл куда-то от вездехода.

– Это он сказал, выходя из него, – Ника опустилась на пол, оперлась рукой, безвольная и угасшая. – Я не знаю, не видела, куда он пошёл… Пошёл и всё!