Изнанка матрешки. Сборник рассказов

– Какой там холм?.. Ты сам к нему подходил?.. Ну, и что? Кучка земли в рост человека, – Щербаков показал над собой рукой; приземистый и плотный, он свой рост не почитал за эталон. – Другой термитнику выше.

– Так уж и термитника, – не согласился Макаров. – Это Вы до него не дошли.

– До него, будь уверен…

– Перестаньте, чёрт возьми! – Алексей понял одно – назревают неприятности. – С Камиллом говорили? Что он?

– Камилл и вашим и нашим, – хмыкнул Макаров.

Молча постояли на солнцепёке.

– Идёмте отсюда, иначе сваримся, – сказал Алексей и тяжело двинулся по узкой тропинке-визирке, прорубленной аборигенами с помощью и указке Макарова. На спине рабочей робы Алексея, надетой по случаю выезда в район строительства дороги, между лопатками от пота темнело пятно со смазанными краями.

– Я там дальше повёл визирку. Метрах в двухстах отсюда, – сказал ему вслед Макаров. Шелепов не оглянулся и не ответил. Макаров повернулся к Щербакову: – Я же Вам говорил.

– Видел я, – досадливо отмахнулся Щербаков и беззлобно, как о нечто понятном подумал: «Никто не хочет брать на себя ответственность. Как услышат слово табу, так начинаются бесконечные переговоры… И я тоже хорош. Ковырнуть бы бульдозером этот холм Убо!.. И голова бы не болел ни у меня, ни у Алексея». – У меня рабочие тоже бузят, – сказал он Макарову со вздохом. – Не пойму только, что их там так пугает?

Владимир вначале помолчал, колеблясь, продолжать ли разговор, но заметив просьбу в глазах Щербакова, который знал о его увлечениях местным фольклором, решился.

– Они говорят странные вещи, – осторожно начал он. – Знаете, Игорь Борисович, я записываю местные легенды. Об Убо они чем-то на древнегреческие мифы похожи. Во всяком случае, одним мотивом. На кого тот Убо глянет, тот сразу умирает. Вначале человек словно каменеет, ни один мускул не повинуется поражённому. Потом густеет кровь и останавливается сердце.

– Тьфу, пакость какая!.. Что же это? Медуза Горгона?

– Медуза ни Медуза, а зверь Убо. Глаза как луны…

Они вышли к расчищенному участку. Урчали мощные бульдозеры и скреперы, готовя ложе под будущую дорогу, прокладываемую от побережья вглубь страны, в сердце Африки. Дальше – ровняли и утрамбовывали полотно, насыпали гравийную подстилку, делали кюветы и банкеты, кавальеры, а вдалеке курилось марево от асфальтоукладчиков.

Глазу Щербакова была приятна развернувшаяся картина строительства. Налаженное дело. За день почти километр дороги. И вот – холм Убо! И не обежишь его. Слева крутой гранитный склон высокого останца, справа же речка. Речка так себе, но с поймой, заливаемой во время дождей, влезешь в неё, ухлопаешь время, остановиться техника.

Шелепов прохладе вагончика уже что-то пил.

– Выкладывай, что они тебе о табу наговорили? – не очень приветливо встретил он Макарова. Мне их табу вот где отыгрались!

Шелепов с серьёзным видом громко шлёпнул себя ладонью по загоревшей лысине.

– Некоторым табу, поди, сотни лет, – продолжал он говорить сердито, – но сидит эта дурь в головах пуще инстинкта. Посмотришь, образованный современный человек, языками владеет, ни в бога, ни в дьявола не верит. А в тех местах, где вырос, все табу наперечёт знает и нарушать их ни-ни!.. Ведь все толковые, работящие люди, а гнут их предрассудки. И, скажу вам, это не секрет, кое-кто этим пользуется. Вот почему трудно и им и нам… И не безопасно… Вот так, друзья!

– Так что ж теперь, Алексей? Мне гору рвать? Я же тогда здесь недели на две застряну… А дожди вот-вот начнутся, так вообще не вылезу.

– Э-э, Игорь…

Шелепов, посвежев, приходил в себя. Он ещё глотнул холодного напитка. Пить уже не хотелось, но было приятно вот так, не торопясь, прихлёбывать жидкость. У него поднималось настроение, и случай у Щербакова не казался ему уже таким уж неразрешимым. По сути дела, каждый день приходилось решать подобные задачи, и работа нигде не останавливалась. Наоборот, набирала разгон. И здесь, на строительстве дороги, и в других местах дружественной страны, пригласивших россиян возводить всевозможные объекты.

В вагончик вошли ещё трое, принеся с собой разморенность жаркого дня. Бросились к холодильнику.

– Стоим! – весело и беззаботно сказал почерневший до неузнаваемости под экваториальным небом бульдозерист Глеб Дудко. – Ещё метров сто обещаю, а дальше – Убо!

Дудко, лет сорока пяти, подвижный, с вечной улыбкой на полных губах, объехавший всю Россию, работая на больших и малых стройках, возглавлял бригаду бульдозеристов. Уже через неделю после его появления на стройке местные рабочие души в нём не чаяли, и наладилась слаженная и спорая работа. Но и они, порой, виновато улыбаясь, жестами и немногими словами, усвоенными Дудко и ими от Дудко, отказывались приближаться к холму Убо даже на тракторах.

Второй из пришедших – Соколов. Немногословный главный техник. Он ходил и сидел понурясь, словно носил на плечах не снимаемый тяжкий груз, оставался неприметным и неулыбчивым, но технику знал хорошо и любил её. Сейчас он сел в угол, дальше от стола, где собралось начальство, и булькал бутылкой.