Изнанка российско-украинского конфликта, или Как поссорились соседи

Остается констатировать: Россия и Украина запутались. Одних тянет в тоталитарный вождизм, как средство сшивания пространств, другие никак не могут выйти из состояния бесконечного «майдана» с призывами к Западу образумить их. И это на фоне десятков стран, которые сумели найти нужный баланс между анархией и социальной сверхдисциплиной. Казалось, перенимай их опыт. Но…

Сказано: большое видится на расстоянии. Это если зрение нормальное, а как быть близорукому?

Как быть, если хочется, но не получается?

После смерти Богдана Хмельницкого новый гетман заключил в сентябре 1658 г. с Польшей в городке Гадяч любопытное соглашение.

«…Договор о возвращении казацкого государства в лоно «старой отчизны». Предлагалось преобразовать Речь Посполитую в федерацию трех государств — Польского королевства, Великого княжества Литовского и Великого княжества Русского (Гетманщины)… Предписывалось основание в Украине двух университетов, организация широкой сети коллегиумов и гимназий, свобода печати. Если бы эти условия были соблюдены, историческая судьба Украины сложилась бы совсем иначе. В современных представлениях украинских историков Гадяч является символом прозападной ориентации Украины в исторической перспективе»¹.

Ах, эти радужные перспективы на бумаге! Конечно, хорошо бы, если бы… И звучит приятно: федерация Польши, Литвы и Русского государства (Украина, где ты?). Однако любители гадячской перспективы не обращают внимания на сущую мелочь, а именно: чем закончилась федерация Польши и Литвы в XVIII веке. Ее разделом между соседними государствами!

Витать в облаках можно, но не стоит забывать о презренной земле. Не было никаких исторических перспектив у этой федерации! Ее пытался возродить Пилсудский в 1920 году (проект державы «от моря до моря» с включением в нее части петлюровской Украины, ради чего организовал поход на Киев). Не выгорело. Ну не дано! Ныне вспыхнули надежды на новую федерацию, теперь в рамках Европейского союза. Польше и Литве повезло, они уже там. Правда, руководители союза находятся не в Варшаве и Вильнюсе, но Украина готова и на такой вариант. Но как во времена Гадяча — не везет. Никак она себя не может пристроить. Последняя по времени попытка достижения вечно ускользающей мечты была сделана в 2013 году, когда все надежды связывались с очередной вариацией «гадеча» — договором об ассоциации с Евросоюзом. И опять двадцать пять.

Как же быть, куда податься, кого найти, кому отдаться? И выход (или все же вход?) нашли. Президент Порошенко первым делом во власть пригласил иностранцев. Грузин М. Саакашвили стал главой Одесской области, А. Квиташвили — министром здравоохранения, Д. Сакварелидзе — заместителем Генерального прокурора, Э. Згуладзе — первым заместителем министра МВД, американская гражданка Н. Яресько — министром финансов, литовец А. Абромавичус — министром экономического развития, эстонка Я. Мерило — советником главы Минэкономразвития (по этой молодой особе особо прошлись в Сетях из-за ее «подкачанных» больших губ) и т. д.

Проходят века, а сквозная проблема нахождения протектората остается. Под видом «вхождения в Европу» ищется удобный патронаж. Вот и крутится украинское национальное самосознание среди разных внешних сил в поисках лучезарной перспективы в экономике, идеологии, государственном языке. Пришлось придумать идеологического кентавра: скрестить украинскую самобытность с европейской мечтой. Получилась та еще зверюшка…

Внешне позиция украинских державников логична: раз государство называется Украиной, то в органах государственной власти необходимо говорить на украинском языке, а в обыденной жизни каждый может использовать любой язык. Эта логика действует и в России, где, несмотря на наличие разных народов, государственный язык один — русский. Правда, есть государства с несколькими государственными языками, такие как Швейцария, Финляндия, Бельгия. Есть страны с региональным статусом местного помимо государственного — это свидетельствует о том, что единого правила нет, разные государства решают языковые проблемы по-разному. Наличие сразу трех государственных языков не помешало единству Швейцарии, а может быть, даже спасло ее. Если бы в стране существовал один государственный язык, например французский, то во время Первой и Второй мировых войн швейцарские немцы могли выступить против «господствующей нации». А вот наличие единого государственного языка не спасло сербов, хорватов и боснийцев от взаимной вражды и раздела государства. Язык у них один — сербохорватский, но лидерами в Югославии для хорватов и боснийцев были сербы. Поэтому хорваты и боснийцы предпочли выйти из состава федерации и искать счастья самостоятельно. Зато более отдаленные родственники черногорцы сделали это самыми последними, и опять же не без поощрения иностранных государств.