И вообще, Джаник молодец, что на нее не обиделся. И она тоже хороша – взяла и выставила Юркиного друга из дома… А главное – за что? Подумаешь, у мальчишки в голове что-то перемешалось и не туда сдвинулось! Да разве можно придавать этому «сдвигу» какое-то значение? Можно было сразу поставить его на место и без крайних мер обойтись. Как взрослая мудрая женщина… Если не по летам, по семейным обстоятельствам она все равно должна быть взрослой и мудрой, хоть умри! А получилось, будто она и в самом деле чего-то испугалась. Нет, нечего ей бояться, абсолютно нечего!
А на бульваре, под липами, было хорошо. Спокойно, уютно. Можно поднять голову и глядеть, как полуденное солнце пытается проникнуть сквозь толщу тяжелых веток, настырно ищет лазейку в ленивом движении листьев и ветра… И находит все-таки! Сначала бьет по глазам, потом падает солнечной гроздью под ноги и рассыпается мелким веселым бесом. Красота! И нервы успокаивает. И хочется идти, идти, и принимать в себя эту игру, и улыбаться бездумно. И хорошо, что Джаник молчит. Просто идет рядом, и все. Такое чувство, будто и нет его вовсе.
Вот и бульвар закончился, плавно перетек в главную парковую аллею. Здесь расстояние между деревьями оказалось более широким, и солнечная игра закончилась, и бездумье будто закончилось. И молчание Джаника стало напрягать. Показалось, за ним стоит что-то большое, непозволительное и неловкое. И он будто почувствовал в своей спутнице перемену, огляделся по сторонам и, завидев неподалеку веранду открытого кафе, встрепенулся вежливой улыбкой:
– Кофе хотите, Марсель? Может, зайдем?
– Нет, Джаник, спасибо, я не хочу кофе.
– А мороженого?
– А мороженое мы в киоске купим и съедим его по пути. Мне ужасно нравится идти по улице и есть мороженое! А тебе?
– И мне! А вам какое купить?
– Да я сама, что ты.
– Марсель! Позвольте мне. Это же всего лишь мороженое.
– Ну хорошо. Возьми мне фисташковое с орехами.
– Понял! Я сейчас, одну секунду…
Потом шли опять молча, ели мороженое. И опять ей показалось, что у молчания есть какой-то опасный подтекст. И потому спросила с преувеличенным интересом:
– А как у тебя дела с поступлением в институт? Зачисление уже было?
– Да, все в порядке. Буду учиться в институте управления и права.
– Ух ты… Как красиво звучит. А факультет какой?
– Юридический… Вообще, я хотел на финансовый, но мама настояла на юридическом.
– А ты во всем слушаешь маму, да?
– Нет, почему… Просто в нашей семье принято уважать мнение родителей. А еще моя мама когда-то очень хотела поступить на юридический. Но не получилось…
– Почему?
– Она замуж за папу вышла. Потом родила меня. Потом папа уехал. Мама тоже хотела с ним уехать, а меня с бабушкой в Ереване оставить… Но не уехала, не смогла.
– Почему?
– Да тут в двух словах не расскажешь. Да вам и неинтересно, наверное?
– Почему же не интересно? Очень даже интересно. Я почему-то думала, что у вас, наоборот, принято, чтобы жена следовала за своим мужем.
– Так и есть. Но мама не смогла оставить бабушку, на нее так много горя в тот момент свалилось!
– Ой… А что, умер кто-то, да?
– Нет, что вы… Просто мамина младшая сестра, Аревик, взяла и уехала, сбежала из дома…
– А что с ней случилось? Беда какая-то?
– Нет, почему… Просто ее сосватали, и она сбежала накануне свадьбы. Влюбилась в солдата, он русский был. И сбежала как раз в этот город. Она и сейчас здесь живет.
– Значит, все хорошо получилось? Потом все помирились?
– Да в том-то и дело, что нет… Ни мама, ни бабушка Аревик не простили. И сейчас ее знать не хотят. Считают, что она их опозорила.
– Потому что за русского парня замуж вышла?
– Да нет! Потому что из-под венца сбежала! Бабушке потом очень трудно пришлось, многие знакомые от нее отвернулись. Она даже заболела, целых два года с постели почти не вставала…
– Да, круто у вас обходятся со сбежавшими невестами. У нас как-то легче бывает.
– Ну да… А что делать? Вот и маме из-за тети Аревик пришлось в Ереване задержаться, быть рядом с бабушкой. Потом папа уже потребовал, чтобы мы к нему переехали. Бабушка только из-за меня согласилась, потому что у нас в Ереване очень трудно в хороший институт поступить.
– А тетя Аревик, значит, так и осталась изгоем?
– Ну да… Хотя… Только вам одной скажу, больше никто про это не знает, ни мама, ни папа… Я ведь сразу ее нашел, как мы сюда приехали. Теперь навещаю иногда. Помогаю, чем смогу. Она одна живет, муж давно умер… Трудно ей, да… Но если бабушка про это узнает! Не простит мне никогда!
– Ты молодец, Джаник, вот что я тебе скажу. А бабушка твоя – жестокая женщина.
– Нет, что вы, она вовсе не жестокая. Хотя… Может, так оно и есть, но я этого никогда не скажу, потому что она моя бабушка, а я ее внук.
– Ну, это вовсе не служит для бабушки оправданием! Да разве так можно? Взять и отказаться от родной дочери! Не простить! И за что?
– Но бабушка не могла иначе, поймите…