Изнанка (СИ)

Он приложил ладонь к идентификатору перед шлюзом в межпространственный узел. Аленз увязался за ним.

— Инструкции запрещают находиться около узла в моменты стыковки и отстыковки, — Эрчер остановился, не пропуская Аленза дальше. — Вернитесь в безопасную зону.

— Что вы, дорогой друг, это все для Родины, все для победы, как сказали бы наши враги, — небрежно отозвался Аленз на лонгдалене.

Эрчер вздрогнул, отступая, голова заболела еще сильнее, а окружающие предметы на миг раздвоились. Словно бы он оказался в одном месте в нескольких временах сразу. Да, точно, это уже происходило, наверно, именно так выглядит дежавю.

Аленз меж тем деловито обошел Эрчера (словно столб) и направился куда-то в боковое ответвление коридора.

А Эрчер вспомнил — тот постоянно проникал в зону перехода, отделываясь от вопросов бессмысленно-патриотическими фразами на лонгдалене. Родной язык, вытертый коррекцией, каждый раз выбивал Эрчера из реальности, заставляя все забывать.

Но как Аленз вычислил это и с какими целями использовал?

Эрчер бросился за ним следом и оказался в лабиринте защитных кожухов изнанки. Аленза нигде не было. Эрчер случайно наступил на хвост жирному полосатому коту и окликнул Аленза, но так и не дождался ответа. А потом вообще заблудился и в результате чуть не опоздал к старту.

Уже ночью, после дежурного рейда к орбитам дальних планет, Эрчер встретил Аленза снова. Тот стоял около все того же шлюза в зону перехода и, как ни в чем не бывало, махал ему рукой.

— Привет, как оно там, на дальних рубежах Родины? — Аленз снова говорил на лонгдалене, правда, не скалился как обычно. И вообще выглядел ужасно: с расплывшимся на пол-лица синяком, запекшимися губами и крупно шелушащейся кожей.

Эрчер схватил его за шею, прижал к стене, выворачивая руки, и рявкнул на лонгдалене:

— Отвечай немедленно, кто ты такой и чем здесь занимаешься?!

— Отпусти, отпусти, — захрипел Аленз, цепляясь за его запястье.

Эрчер слегка ослабил хватку, и Аленз закашлялся, на его губах выступила кровь.

— Я ничего не делал такого, просто выполнял свой долг, клянусь… проверял силовые контуры…

— За идиота меня держишь? — разозлился Эрчер. — Проверял во время переходов, значит? Какая самоотверженность, люди сгорают на работе заживо. А как вам идея навестить управление контрразведки, господин диверсант?

Аленз слегка дернулся:

— Очень смешная шутка, дорогой друг.

Эрчер сжал его посильнее, заставив задохнуться и забиться.

— Предатель… ты же сам лонгдалец… Очнулся от чистки мозга и радостно работаешь на новых хозяев?

— Заткнись, ты, ебаный провокатор! — оборвал его Эрчер, взбешенный упоминанием “хозяев”. Это слово отдавалось болью.

— Проверь меня…

…Аленз не был провокатором, он слишком хорошо помнил Лонгдаль — так, как может помнить только тот, кто жил там с детства.

— Вы ходите отсюда на изнанку? — спросил его Эрчер после всего.

Аленз лишь слабо улыбнулся в ответ.

— А зачем? — продолжал допытываться Эрчер. Аленз все молчал. — Выглядите так, будто помирать собрались, скоро вся шкура облезет. Читали про влияние изнанки на людей?

— Вы же понимаете, мой друг, что я не в праве сообщать вам подобные сведения, — сказал Аленз с тем характерным искренним извинением в интонации, по которому Эрчер всегда узнавал своих соотечественников. — Пропустите меня завтра утром? Это будет уже в последний раз.

— Все, что угодно, на благо Родины, — ответил Эрчер по-альвеймски и открыл шлюз.

***

Под душем Эрчер думал о Рихарде. Что тот чувствовал на Даллене, каждую ночь ложась к нему в постель — и каждый день работая на Альвейм? Было ли это то же нервное возбуждение, что Эрчер испытывал сейчас, связавшись с диверсантом? И что чувствовали погибшие ребята из хасефейского Сопротивления, собирая свои бомбы в развалинах — ту же непоколебимую уверенность правого дела? Тогда он не понимал их самоубийственной детской отваги, но сейчас почувствовал гордость за то, что его дочь выбрала борьбу, а не смирение. Она проиграла, но это была ее война, ее победы и поражения.

В конце концов, лишь от него зависело — испытывать гордость или отчаяние.

— Эй, сколько можно! — в дверь заколотил сосед. — Кончай уже дрочить, я сейчас обосрусь!

Эрчер разблокировал дверцу. В кабинку пулей влетел Лехкус и со стоном приземлился на унитаз.

— Прости, приятель, — ухмыльнулся Эрчер, подпуская в голос искреннего раскаяния, — задумался о вечном.

— Проклятые колбаски, — отозвался Лехкус страдальчески, — из чего их сделали, из кошек?

— Вполне возможно, — сказал Эрчер, выходя.

Он упал на койку и покрутил в руках коммуникатор. Может, написать Рихарду сообщение? Но о чем? В голову лезли разные глупости. Он нашел во внутренней сети изображение хасефейского герба — пурпурное сердце с крыльями — и долго его разглядывал, вспоминая пьяного и несчастного Рихарда. Наверняка тот жалеет о своем срыве. Не стоит ему об этом напоминать. Эрчер отложил коммуникатор и мгновенно провалился в сон без сновидений.

***

“Спасибо, Родина тебя не забудет”, — сказал Аленз утром следующего дня.

“До встречи”, кивнул ему Эрчер на прощание, а тот не ответил, лишь хлопнул его по плечу.