Неверс был подавлен. Присутствие преступника его ничуть не смущало. Как противостоять человеку, который душит свои жертвы сквозь стены тюрьмы? Завершилась ли на Фавре серия убийств? Или пострадают другие больные? Или вообще все обитатели острова? Нет ничего невозможного в том, подумал Неверс, что глаза убийцы откуда-то следят за ним.
– Пойдемте в камеры! – неожиданно резко приказал он. – Вы останетесь с Пресвитером, а я с Кастелем. Не хочу, чтобы их тоже убили.
Неверс был в долгу перед губернатором и теперь обязан был его защитить. Дрейфус никак не мог решиться. Неверс отстегнул пояс с пистолетом и отдал ему.
– Выпейте еще, – сказал он. – Запритесь в камере Пресвитера и ходите взад-вперед. Движение и ром согреют вас. Пистолет прогонит страх. Если позову, бегите ко мне.
Они пожали друг другу руки и разошлись по камерам, которые решили охранять.
XLVII
Камера губернатора была заперта на ключ. Неверс осторожно открыл дверь и вошел на цыпочках, стараясь не шуметь. Кастель стоял спиной к двери и не обернулся. Даже не слышал, как я вошел, подумал Неверс. Он размышлял, запирать ли дверь. Наконец решил запереться на ключ, оставить ключ в замочной скважине и самому занять позицию около двери. Губернатор стоял спиной к Неверсу и лицом к стене, смежной с камерой Пресвитера. Он поворачивался (Неверс долго вглядывался, прежде чем это определил) в левую сторону чрезвычайно медленно. Чтобы Кастель его не замечал, Неверсу нужно было постепенно сдвигаться вправо. Он собирался предпринять это не из страха, хотя поведение губернатора и казалось угрожающим, а просто хотел избежать объяснений по поводу своей задержки в Кайенне. Опасался, что Кастель потребует пакет, который передал Лейтао.
Без напряжения, рассеянным взглядом Неверс мог уследить за очень медленными движениями губернатора, улавливал, как тот шепотом произносил слова, невнятные. Потом сделал шаг вправо и приблизился к Кастелю со спины. Губернатор умолк. Неверс замер. Стоять вот так, без движения, вдруг показалось ему тяжело. Бормотание Кастеля возобновилось.
Неверс старательно вслушивался. Губернатор повторял какие-то фразы. Неверс пошарил по карманам, вытащил конверт с инструкциями. Кастель начинал что-то говорить и сразу запинался в растерянности. Собирая обрывки фраз, Неверс записал на конверте:
Губернатор произносил буквы раздельно, будто пытаясь их закрепить, словно мысленно набрасывая сложные рисунки. На бумаге прописывал «а», «б», «в» со все возрастающим ликованием; потом получались только палочки и помарки. Тогда он забывал о карандаше и бумаге, которые держал в руках, плакал, снова заводил нараспев: «чудища – это мы, люди…» и повторял алфавит с надеждой, с победным ликованием.
Надо прочитать инструкции, отметил для себя Неверс. Но продвижение губернатора, хотя и крайне замедленное, заставило его переместиться. Он настолько привык двигаться по чуть-чуть, что ему показалось, будто он отошел от двери на опасное расстояние. Потом сообразил, что достигнет ее в два прыжка. Воображать, что такие мучительные движения можно симулировать – чистое безумие. С губернатора сошла прежняя сероватая бледность; маленький, розовый, с белоснежной бородой, он напоминал ребенка, отвратительно безвкусно переряженного гномом. Глаза его были широко открыты, на лице застыло выражение подавленности и страха.
Неверс пытался оставаться настороже, однако этот чопорный парный танец утомлял его. Он подумал, что можно немного отвлечься. Даже если он и пропустит какие-то жесты и знаки, хватит шага, чтобы скрыться с глаз Кастеля. Двигаясь лениво и томно, он забывал порой, что должен выслеживать не столько губернатора, сколько жестокого убийцу, готового напасть в любой момент.
Неверс вгляделся в цветные пятна на стенах и на полу камеры. На стенах пятна были желтые и синие, с красными прожилками. На полу у стен – бордюр, синий и желтый, а дальше на полу – сочетания всех трех цветов и группы производных от них. Неверс записал следующие группы оттенков:
а) старое золото
небесно-голубой
кармин
б) лиловый
лимонный
киноварь
в) пунцовый
шафранный
морской волны
г) индиго
канареечный
пурпурный
д) лилейный
золотой
огненный
Тюфячок, прикрепленный к полу, был цвета индиго, канареечный и пурпурный. Неверс вспомнил, что двор, как и стены, расписан желтыми и синими пятнами, с красными прожилками. Красные прожилки повторялись периодически.
Эта периодичность подсказала ему, что сумятица красок подчинена некоему замыслу. Интересно, не связан ли этот замысел с внезапными смертями заключенных?
XLVIII
Энрике Неверсу