Ах, сложный? Я вам покажу — сложный! Вы мне сегодня же доставите альбом с фотографиями всех молодых девушек столицы{90}
, — я уж сам выберу, сам. Какая наглость!.. Вот что, — прекрасная мысль: не так давно… а может быть, давно… не знаю… но, во всяком случае, я ее видел, — такую, совсем молоденькую… а, вспомнил, — дочь этого дурака-генерала. Так вот, — извольте распорядиться, чтоб она тотчас была доставлена ко мне.Ну, это вы уж поговорите с ее папашей{91}
.Хорошо, — доставьте папашу, — но только тотчас…
Вот и я! Видите, подагра не удержала меня в постели, — вскочил с одра вроде исцеленного. Что, как дела? Корона кусается, одолели бармы?[10]
Грах, грах, грах!А мне как-то неловко…
Умоляю вас, Сон, умоляю…
Ладно, — только это уже из последних сил… Послушайте, генерал, где сейчас ваша прелестная дочка, — дома?
Никак-с нет. По некоторым соображениям военно-интимного характера мне пришлось отослать мою красавицу за границу.
Ах, соображения? Вы уже смеете у меня соображать?
Петух, сущий петух! Другие бранят, а вот я — люблю вас за эту отвагу. Ей-Богу!
Не стоит, Вальс, бросьте… Переменим разговор…
Я вам переменю… Отлично… Одним словом, генерал, потрудитесь немедленно известить вашу дочь, что за ней будет послан самолет. Где она?
Что это вы, голубчик, что это вы так меня пугаете: дочка моя никогда не летала и, покуда я жив, летать не будет.
Я вас спрашиваю: где — ваша — дочь?
А почему, сударь, вам это приспичило?
Она должна быть немедленно доставлена сюда… Немедленно! Кстати — сколько ей лет?
Ей-то? Семнадцать. Да… Моей покойнице было бы теперь пятьдесят два года.
Я жду. Живо — где она?
Да на том свете, поди.
Я вас спрашиваю: где ваша дочь?
Я везу ее с собой на мой остров. Ну?Я вас спрашиваю…
Вальс, будет, перестаньте… Это нехорошо!
Молчать, скотина! Я вас спрашиваю в последний раз, генерал: где находится ваша дочь?
А я вам сказать не намерен, грах, грах, грах.
То есть — как это не намерены? Я… Значит, вы ее от меня спрятали?
И еще как спрятал. Ни с какими ищейками не добудете.
Значит, вы… вы отказываетесь ее мне доставить? Так?
Голубчик, вы, должно быть, хлопнули лишка… а если это шутка, то она в сомнительном вкусе.
Нет, это вы
шутите со мной! Признайтесь, — а? Ну, что вам стоит признаться?.. Видите, я готов смеяться… Да — шутите?Нисколько. Румяную речь люблю{92}
, — есть грех, — но сейчас я серьезен.Вальс, это так! Это так! Что-то изменилось! Он в самом деле не шутит!
Отлично. Ежели ваша дочь не будет здесь, в этой комнате, завтра — вы понимаете, завтра же
, — то я приму страшные, страшнейшие меры.Примите любые. Моей девочки вы не увидите никогда.{93}
О, я начну с меры несколько старомодной: вы, генерал, будете повешены, — после длительных и весьма разнообразных пыток. Достаточно?
Честно предупреждаю, что у меня сердце неважнец, так что вряд ли программа пыток будет особенно длительной, — грах, грах, грах.
Вальс! Генерал! Довольно, дорогой генерал, оставьте его… вы же видите…
Я приму другие меры, и приму их сию же минуту. Или вы мне доставите эту девчонку, или вся ваша страна, город за городом, деревня за деревней, взлетит на воздух.
Видите ли, я никогда не понимал благородных дилемм трагических героев. Для меня все вопросы — единороги. Взрывайте, голубчик.
Я взорву весь мир… Она погибнет тоже.
Иду и на это. Вы не хотите понять, дорогуша, простую вещь, а именно, что гибель мира плюс моя гибель плюс гибель моей дочери в тысячу раз предпочтительнее, чем ее, извините за выражение, бесчестие.
Быть по-вашему, — я женюсь на ней.
Грах, грах, грах! Уморили, батюшка…
А если я буду великодушен? Если я буду безмерно щедр? Генерал, я вам предлагаю миллион… два миллиона…
Ну вот, — я же говорил, что все это шутка…
…один тотчас, другой по доставке… Впрочем, сами назначьте цену…
…и притом шутка довольно хамская.
Я больше не могу… Где она, где она, где она?
Не трудитесь искать: она так же хорошо спрятана, как ваша машина. Честь имею откланяться.
Держите его! Сон, я должен знать… Не может быть, чтобы не было способа… Сон, помогите!{94}
Увы, игра проиграна.
Какая игра? Что вы такое говорите?.. Вы опутываете меня дикими, смутными мыслями, которые я не хочу впускать к себе, — ни за что… Вот увидите… завтра же я начну такой террор, такие казни…
Вальс, я вас поощрял, я поддакивал вам до сего времени, ибо все думал: авось такой способ вам может пойти на пользу, — но теперь я вижу…
Молчать! Не потерплю! Этот тон запрещен в моем царстве!
Напротив, — вижу, что он необходим…
Вон отсюда.