Изоляция

С характерным «трр-рык!» выталкиваю лезвие сантиметра на три. Больше и не требуется. Тонкая, острая бритва проскальзывает собаке по глотке в тот миг, когда она целиком наваливается на меня. Ее челюсти механично сомкнулись на замызганном кровью и грязью рукаве — дикая зверюга невзирая на ранение сохраняла способность действовать. Мне пришлось отбиваться коленями и полоснуть ее еще несколько раз, прежде чем ударом обеих ног в корпус отбросить собаку на сторону. Пес забился под регистрационную стойку. Завалился там на бок, задергал лапами.

Мне было его жаль, и это было то чувство, которое я отвык испытывать к людям. Да и к животному, вокруг которого образовалась лужа крови, оно продлилось недолго. Ведь это был еще не конец.

Их было пять.

Только сейчас я понял, что давно не слышал Гремучего. Собачий лай, рычание, тихое постукивание (в конвульсиях ботинками по полу?) и звуки возни — все, что долетало сюда со второго этажа. То ли у него было всего шесть патронов (не заметил рокового совпадения в этом числе?), то ли еще двенадцатью он так и не успел воспользоваться, но думается, с Гремучим в этот раз всё. Если бы он успел добежать до двести двадцатого или какого-нибудь другого и запереться внутри, уже бы дал о себе знать.

Не теряя времени, я разрезал веревки, благо для острой бритвы канцелярского ножа это была не проблема, и уже собирался было встать, как услышал свист.

— Ко мне, звери, — позвал кто-то и снова насвистал обрывок какой-то мелодии.

Твою…

Я посмотрел на бездыханное тело пса под стойкой. Черт! Черт, черт, черт. Стало быть, эти звери чьи-то? Понравится ли хозяину — кем бы он ни был — то, что он увидит? Гремучему, я так понимаю, уже до фени…

Послушные собаки, цокая когтями по ступеням, возвращаются по первому же зову хозяина. Точно дрессированные. А деться мне отсюда уже некуда. Если от собаковода уйду, то от питомцев его хрена с два.

— Четыре, па, — юный, взволнованный голос. — Йены нету. А ты же говорил… И у Бакса кровь…

А мне хоть в шкаф тот, что за спиной, влезь. Стало быть, это я Йену прикончил.

Кудрявая голова появилась над стойкой. Чумазый парнишка лет двенадцати бегло осмотрел квадратное вместилище ресепшена, огражденного стойкой из темного ореха, встретился со мной глазами, но тут же повернул голову — не меня искал. Мальчик не увидел собаки целиком, но ему хватило и задних лап, лежащих в луже крови, чтобы на глазах у него задрожали слезы.

— Пап, она здесь, — он посмотрел в сторону входных дверей. — Он убил ее.

Бессознательным движением я отбросил канцелярский нож. Типа, мотоцикл не мой, я просто разместил объяву.

Седовласый мужик с короткой серебристой бородкой, одетый в брезентовый плащ и вооруженный торчащей за спиной «вертикалкой», смотрел на меня с грустью и досадой одновременно. Какое-то время под давлением этого взгляда я даже не дышал. Было совершенно неясно, что он собирается предпринять. Вздохнув, он прижал к себе пацаненка, утешительно похлопал его по плечу.

— Понесешь ее, — сказал он мне, кивнув на собаку.

У меня как камень с души рухнул. Тут при прежней жизни за отравленную собаку могли с двустволкой к соседу посредь ночи заявиться, а сейчас, когда жизнь человеческая нипочем, то и подавно. Так что нести — это еще вполне сносная епитимья. Понимаю, что спрашивать куда и зачем, как и вообще что-нибудь спрашивать, сейчас не очень кстати, а поэтому молча делаю, что сказали. Уж не враг это — тот, кто против «догов» пошел. Значит, объяснит все сам, подождать просто надо.

Пока старик сходил наверх и проверил как там дела у Гремучего, я погрузил собаку на простыню, притащенную заплаканным парнишкой из ближайшего номера.

Мужик спустился, за пояс у него был заткнута «гюрза».

— Бери собак, иди вперед, — сказал он пацану и бросил ему кожаные упряжки. — Двигайся тем же маршрутом, не останавливайся. Я с ним пойду сзади.

Мы вышли из гостиницы примерно через минуту.

— Давай быстрее, скоро тут полно вояк будет, — сказал он мне и резво зашагал вверх по улице, откуда мы пришли с Гремучим.

Я двинул за ним, но через пару шагов остановился. Мне показалось или… Я обернулся и присмотрелся к покачивающемуся на столбе у магазина стильной мужской одежды «Престиж» висельнику. Он был далековато от меня, лица не разглядеть, но что-то в его облике показалось мне знакомым. До внезапного покалывания в сердце знакомым. Воронье вокруг него кружит, ругается громко, места на плечах поделить не может. Понятно почему: в отличие от «соседов» по столбам, он свеж. Недавно закинули. Может, вчера?

Черная форма, издали как «дожья». Только потрепана вся, изодрана, будто под корабельный винт попала.

— Эй, ты куда пошел? — Мужик остановился, оглянулся.

А ноги сами потащили меня к столбу. Я должен был убедиться, хотя уже знал, кого там увижу. Воронье вспорхнуло, когда я подошел. Тело по инерции покачнулось, медленно повернулось ко мне передом. На груди у него была табличка: «Подох как предатель». Глаза ему успели выклевать вороны, но на посиневшем лице я узнал две борозды шрамов, тянущиеся через бровь и щеку.