Изоляция

На стене кинотеатра имени Коцюбинского вместо афиш большое цветное граффити: эксцентричный персонаж из мультфильма «Тачки» — с заячьими зубами, однофарный коричневый эвакуатор. Аутентификация тягачей глазами вояк. Над ним громадный черный молот с аббревиатурой «ВВ» на рукояти. А внизу, на земле, десятка полтора высохших трупов валяются, ветер свистит в пустых глазницах черепов, шевелит клочками волос.

Расстрельная партия. Ювелирный символизм.

Впереди, километра через два, начнется территория, которую «доги» держат на усиленном контроле. Мост, автовокзал, гостиница, кондфабрика — их вольер. На всех подходах к площади перед бывшим Детским миром размещены заградотряды, улицы забаррикадированы, в ближайших зданиях полно сигналок и растяжек. Контролируют «доги» свой райончик, мама не горюй. Слинять там будет уже невозможно.

Поэтому именно здесь, на узкой Соборной, нужно попытаться дернуть. Гремучий, правда, так и не заговорил, сволочь. И я обернуться не могу, чтоб оценить степень его готовности, а, попробовав пару раз сымитировать ситуацию типа в ботинок мне камешек попал, так ничего и не добился. Как приклеенный, Гремучий держался у меня за спиной и на каждую заминку реагировал короткими нелитературными понукиваниями.

Я уже говорил, понятия не имею почему так происходит, но иногда у меня мозг срабатывает сам по себе. Ну как лампочка в десантном вертолете загорается.

Беги!

И я не могу не послушать его команды. Буцнув носком ботинка по детскому резиновому мячу, я на мгновение отвлек внимание конвоира. Спущенный мяч лениво покатился влево, а я — как ураганом снесенный — рванул вправо. В распахнутые двери гостиницы с бесхитростным названием «Винница».

Бывал я здесь, бывал. Помню даже, как консьержку звали, старенькая такая, хорошая женщина, Тамара Федоровна. Без регистрации на пару часов договориться можно было, когда имелось кого в номер затащить.

Гремучий за мной буквально в тот же миг ломанул. Беззвучно, не стал размениваться на громогласные восклицания. Я не низкий, но этот «пес» повыше меня на добрых две пачки сигарет будет. Шаг — что твой циркуль агрономический. Я сразу к ступеням, взмываю на второй этаж, но он, зараза, тоже не смущенный ботан на вечеринке. Приглашения не ждет. Впереди коридор метров двадцать с небольшим окошком в конце. Я не знаю, что меня там ждет, но бегу. Запыленный паркет вздрагивает под нашими шагами, серые клоки тумана взмывают вслед. Конвоир кричит, чтобы я остановился, приперчивая требования отборным матом, но, пока я могу бежать, хрен меня словами остановишь. Опрокидываю тележку со столовыми принадлежностями. Но это едва ли остановит преследователя. А были б у меня хоть руки спереди, не говоря уж о том, чтобы развязанными счастье выпало махать, вообще бы бой принял. Он ведь не убьет меня. По крайней мере не заинтересован в этом. Так чего б не попробовать?

Но то все мечты. Пока что я бегу и чувствую, как быстрые, громыхающие шаги становятся все ближе. На мне ведь мокрая одежда и дополнительный вес в виде долбящих по спине автоматов. Еще миг — и он до меня дотянется. Дверь одного из номеров приоткрыта на треть. Как конь, которому натянули вожжи, я торможу возле белого пятна света на полу. Пыль в коридоре с отвисшими от сырости обоями стоит столбом, от грохота нашего забега висящая на стене картина полетела вниз. Нагибаюсь — это инстинкт! — когда понимаю, что Гремучий собирается заграбастать меня обеими руками. Проскальзываю под ними и вбегаю в номер. Это напоминает детскую игру в догонялки, совершенно неуместную и аномальную, стоит только взглянуть на наши лица. Но, тем не менее, от исхода этой игры зависит моя судьба, так что к черту нашу недетскую мимику, тут бы жизнь не проиграть.

А ведь не зря я в этот номер-то так хотел. Еще одно чудо памяти — номер двести двадцать. Я ведь здесь бывал. Знакомая обстановочка. Короткий коридорчик, туалет и душ справа, там дальше квадратная комната на две койки, широкое окно с выходом во внутренний дворик гостиницы. Надеюсь, тут открыто окно. В большинстве домов балконы и окна остались открытыми. Несмотря на рекомендации медиков иммунитетчикам законсервироваться в квартирах, жара требовала глотка свежего воздуха. Быть может, если в номере окно также открыто, то я почти спасен — прямо под ним должен быть кузов от старого «газона» с будкой. Горничные в него складывали тюки с грязным бельем. Спрыгнул на него — и мотай. А там, глядишь, и от Гремучего уйти можно. Если только окно открыто…

В комнате пусто, на прикроватной тумбе в вазе поклонившийся гербарий, на спинках кроватей белеют накрахмаленные полотенца, подушки умело подбиты остриями вверх. Будто убирались здесь пару минут назад. И, уходя, конечно же… тщательно закрыли окна.