Изоляция (ЛП)

— Я не знаю! — громко захныкала Гермиона, отскакивая от Драко, когда тот промчался мимо нее. — Куда ты идешь?

— Подальше от тебя! — выплюнул он, выходя из ванной и останавливаясь за дверью, чтобы бросить на нее последний злобный взгляд. — И на сантиметр ко мне не приближайся.

— Малфой, пожалуйста! — выпалила она, но тот уже исчез. — Позволь мне объяснить!

Все, что она получила, — это громкий удар от захлопнувшейся двери. Ее тело содрогалось от рыданий, на грани с конвульсиями. Свернувшись в тугой комок, она заплакала, всхлипывая и мучительно стоная; звуки ее горя стали едва приглушеннее, когда Гермиона спрятала лицо в ладонях. Она просто позволила себе эти слезы; рыдала, пока все внутренности не начали гореть огнем. А потом и еще немного.

По другую сторону стены Драко, лежа на кровати, внимательно прислушивался к ее горю. Мерлин милостивый, он тосковал по ее успокаивающим вздохам в душе. Малфой с угрюмым видом осмотрел свои испачканные руки, вновь ища любые возможные признаки того, что их кровь была различна. Но так ничего и не нашел; одинаковый цвет, одинаковая текстура... все одинаковое.

Мне не следовало подстрекать ее...

Он закрыл глаза, гадая, почему, черт возьми, вдруг почувствовал себя виноватым. Ему следовало бы реветь от ярости и разрабатывать коварный план по причинению ей ответной боли за то, что она сделала; но все, на что он был способен, так это задаться вопросом — что же заставило ее сломаться. Он хотел бы презирать Грейнджер, хотел бы все вернуть и погреться в лучах ее несчастья.

Но он этого не сделал.

Он не ненавидел ее.

Гермиона понятия не имела, сколько потребовалось времени, чтобы утихли ее рыдания, но она смело могла бы предположить, что прошло не менее трех часов. Все звуки Хогвартса сошли на нет, и в дортуаре определенно стало темнее. Взгляд Грейнджер упал на обычно чистую плитку пола, и она нахмурилась, изучая выразительные красные мазки, разбросанные вокруг нее. Рубиновые отпечатки пальцев привлекли ее внимание, напоминая лепестки мака на снегу. Это были следы Драко.

Вероятно, она никогда не узнает почему, но ей отчаянно хотелось извиниться перед ним и попытаться объяснить свои действия. Гермиона была так зла на себя за то, что отыгралась на Малфое, что потеряла контроль. Она слыла самой здравомыслящей среди друзей, голосом разума, и посмотрите, до чего она докатилась.

Она перевела взгляд опухших глаз на свою ладонь и осмотрела порез от безымянного до большого пальца, обратив внимание, что кровь уже начала свертываться. Гермиона поняла, что нанесённый самой себе порез ни в коей мере не причинил ей боль, и не смогла не задуматься, а было ли больно Драко. Закусив нижнюю губу, подняла руку, чтобы залечить рану.

Спустя пару произнесенных заклинаний ванная приняла свой обычный вид, если не брать в расчет разбитую девушку в центре комнаты. Еще несколько минут она оставалась неподвижной, отчаянно пытаясь собрать воедино рассеянные остатки достоинства и мужества.

Она должна его увидеть. Ей нужно объяснить.

Воспользовавшись раковиной для поддержки, она поднялась с пола, неуклюже встав с холодной плитки на шатких ногах и с болью в груди. Подойдя к его комнате, Гермиона нервно сглотнула и, медленно подняв руку, тихо постучала в дверь.

— Малфой, — позвала она. — Пожалуйста, можно мне войти?

— Я сказал держаться от меня подальше, — услышала она грубый ответ, которого и ожидала, и который ее не устраивал.

— Алохомора, — пробормотала она, а затем, сделав глубокий вдох, открыла дверь. Полная тревоги, вошла в спальню, встретившись с ним глазами, полными слез. Драко сидел на кровати и выглядел гораздо спокойнее, чем она ожидала. — Малфой…

— Я считал, что достаточно ясно дал понять, что не желаю тебя видеть, — прервал тот монотонным голосом, опасно низким и бесстрастным.

— Я знаю, — пробормотала Гермиона, делая еще несколько шагов в его направлении. — Но мне нужно объяснить…

— Выметайся, — потребовал он, даже не глядя на нее. — Я не желаю, чтобы ты находилась рядом со мной…

–Драко, пожалуйста, — взмолилась она, послав свою гордость куда подальше. Она облажалась, и он имел полное право знать, почему. — Моя к-кровь на самом деле не останется в твоем… Твой организм уже…

— Я прекрасно осведомлен в человеческой анатомии, Грейнджер, — протянул Малфой, и она увидела, насколько напряжены его челюсти. — Проваливай.

Лишь Мерлину известно, почему Гермиона посчитала, что решение присесть на кровать сработает в ее пользу; казалось, какая-то часть ее думала, что, если бы она была ближе к Малфою, тот был бы более склонен прислушаться. В конце концов, он обратил на нее свой холодный стальной взор, в котором все же не было никаких признаков презрения, которое она была готова увидеть. Он смотрел на нее так, словно впервые видел, и по неким причинам это ее беспокоило.