— Разговор окончен, — прорычал Драко, отпустил ее запястья и зашагал к своей комнате. — Как я и сказал, Грейнджер: не позволяй своим переутомленным мозгам придавать произошедшему слишком большое значение.
Гермиона ощутила, как холод начал быстро обволакивать ее, когда Малфой отошел прочь, и какая-то надоедливая мысль заерзала в голове, когда она посмотрела на тонкие мышцы на изгибе его плеча. Она была неудовлетворенна тем, как он завершил их дискуссию; гриффиндорская храбрость в сочетании с собственным любопытством была опасной смесью в такие моменты. Вопрос вылетел у нее изо рта скорее, чем она успела остановить себя.
— А что насчет произошедшего после того, как ты мне помог?
Она знала, что голос дрогнул, но ей было все равно; Малфой резко остановился, еще до того, как дошел до двери в спальню. Атмосфера в комнате мгновенно стала тяжелее и напряженнее; она не отрывала от него своих почти невинных глаз, когда он медленно начал поворачиваться, чтобы бросить в нее неистовый взгляд, от которого у Гермионы сперло дыхание. Драко выглядел разрывающимся между яростью и встревоженностью, она поймала себя на мысли, что снова рассматривает его аристократические и раздражающе яркие черты лица. Он на самом деле был таким...
— Ничего не было, — медленно прорычал Драко, снова надвигаясь на Гермиону и указывая на нее дрожащим от ярости пальцем. — Ты меня слышала, Грейнджер? Ничего, блять, не было…
— А мне все помнится совсем иначе, — выпалила она в ответ, вызывающе задирая подбородок. — Потому что я припоминаю…
— Заткни свой гребаный…
— Что мы с тобой…
— Не смей, — рявкнул он, теперь находясь достаточно близко, чтобы его чувства вновь отозвались на нее. — Ничего не было! И ничего вообще никогда не будет! Так что сейчас же заткни свой мерзкий гряз…
— Грязнокровный рот? — спокойно закончила она, смело наклонила голову на бок и скрестила руки на груди. — Я знаю, что я ударила по больному месту твоих предрассудков по отношению к магглам, Малфой, поэтому можешь использовать это дурацкое слово как захочешь, ведь я знаю, что ты начинаешь сомневаться в себе...
— Ты настолько глупа! — возразил он; в голосе присутствовал намек на колебание, но он надеялся, что Грейнджер этого не услышала. — Я ненавижу тебя и тебе подобных, и ты со своим грязнокровным ртом лишь доказываешь, насколько вы все отвратительны …
— Знаешь, ведь ты поцеловал этот грязнокровный рот!
— Нет, блять, я этого не делал!
Раскрасневшаяся и возбужденная пара замерла, когда их носы мягко соприкоснулись; золотистые и серебряные глаза встретились, а потом они оба ощутили неловкость. Гермиона не осмеливалась пошевелиться, когда его восхитительное легкое дыхание вновь проникло ей в рот, и к ней вернулся прежний теплый трепет в груди. Драко выглядел шокированным и, возможно, слегка... испуганным, когда между ними повисла натянутая тишина; он сделал все, чтобы задушить желание вновь ощутить ее вкус.
Он закрыл глаза.
Да; он определенно сошел с ума.
Слава Салазару за крохотные искры, вспыхнувшие в сознании, что выкинули его в реальность и напомнили, кем и чем она являлась.
Грязнокровка. Грязнокровка. Грязнокровка.
Он отпрянул от Грейнджер слишком быстро, отчего закружилась голова, и он неуклюже споткнулся; бросил на нее взгляд, полный чистого презрения и недоумения. Грейнджер выглядела такой... манящей: рот слегка приоткрыт, розовый румянец окрасил щеки и кожу на ключицах. Слишком человечна. Слишком нормальна. Твою мать, ему нужно было срочно добраться до своей комнаты.
— Ничего не было, — повторил он между паническими вздыманиями груди. — Поняла, Грейнджер? И если тебе еще хоть раз потребуется помощь, клянусь именем Малфоя, я буду наблюдать за твоими страданиями и наслаждаться каждой секундой этого представления.
Его упрямые, суровые слова пронзили ее, словно ледяные стрелы.
— Драко, я…
— Держись от меня подальше, — прошептал он угрожающим тоном, отступая к своей комнате. — Держись, блять, от меня подальше!
И Гермиона осталась одна, виновато размышляя, позволит ли ему поцеловать себя снова.
По другую сторону двери Драко упал на колени и обхватил руками ноющую голову, проклиная Грейнджер могилой Мерлина, что довела его до столь жалкого для волшебника оправдания. При отсутствии магии и хрупком состоянии рассудка пришел к выводу, что он достиг самой низкой точки жизни, а наиболее страшным оказалось то, что только она была в состоянии облегчить бурю в его мозгах.
С этим лишающим самообладания выводом и надвигающейся мигренью он был готов сдаться, отбросить последние крохи своей надуманной гордости ради еще одной возможности ощутить ее вкус; только бы суметь отогнать демонов, только бы суметь уснуть.
Что, блять, она со мной творит?
И откуда у него такое чувство, что с этого момента все станет лишь хуже?
[1] Шмель (Bumblebees) — именно так переводится со старо-английского «Дамблдор».
[2] ad lucem — к свету (лат.).
====== Глава 11. Сомнение ======
Твою мать.
Это было трудно.
Так трудно…