Когда день катился к закату, Гермиона нашла его: застывшего в побежденной позе, окруженного рукотворным хаосом. Широко распахнутыми глазами, полными замешательства, она осмотрела погром, а затем взглянула на Драко, сидящего в центре комнаты, и ощутила толчок в груди. Она заметила, что он дрожал, но все же не предпринимал ни единой попытки согреться; его взгляд был отсутствующим и рассредоточенным. Уязвимая и искаженная поза тотчас напомнило ей о ночи, когда она нашла его посреди кошмарного сна, и которая привела к двум запретным поцелуям.
Решение весьма естественно пришло ей в голову — она кинула сумку и бросилась к нему, припала на колени и охватила его лицо замерзшими руками. Искра узнавания и жизни вспыхнула в его серых глазах, и Гермиона, облегченно вздохнув, принялась инстинктивно поглаживать большими пальцами его бледные скулы.
— Драко, — прошептала она ему в губы, — посмотри на меня, Драко. Что случилось?
Он тяжело сглотнул и прикрыл глаза.
— Сколько я здесь, Грейнджер?
Гермиона изумленно моргнула, но быстро подсчитала в уме даты.
— Немногим более пяти недель, — и через мгновение добавила, — думаю, дней тридцать семь.
— А кажется, что дольше, — пробормотал он.
— Почему ты разгромил комнату? — тихо спросила она и достала из кармана палочку. — Драко…
— Я не знаю, — прошептал Малфой, и она почувствовала, как он слегка расслабился в ее руках. — Я не знаю.
— Я хочу убрать беспорядок, — сказала она и взмахнула палочкой, — не шевелись, ладно?
Он ничего не ответил; а в это время все свидетельства его истерики начали медленно восстанавливаться вокруг них. Он отметил, что в этом есть своя ирония: Грейнджер исправляет то, что он разрушил по причинам, которые сам до конца не понимает; но его голова была слишком загружена сомнениями, чтобы уделить этой мысли хоть каплю внимания. Вместо этого он просто изучал ее лицо, снова пытаясь отыскать хоть один признак того, что она была недостойна, но в очередной раз не нашел ни единого.
Ни следа того, что он смог бы возненавидеть, и не важно, насколько сильно он вглядывался.
— Ты замерз, — сказала она, возвращая к нему свое внимание. — Дай я…
— Нет, — сказал он без привычного яда в голосе. — Грейнджер, я в порядке.
Она насупилась, но спорить не стала, зная, что в таком состоянии его лучше не провоцировать.
— Я принесла все, о чем ты просил, — сказала Гермиона, призывая свою заколдованную сумку.
Она снова взмахнула волшебной палочкой, и Драко отвлеченно стал наблюдать, как шторы и покрывало заменились богатой зеленой тканью, а заказанные им сладости легли на восстановленный при помощи Reparo [2] письменный стол.
— Драко, в чем дело? Почему ты разгромил…
— Я сказал, что не знаю, — тихо повторил он. — Просто разгромил…
— Ты плохо выглядишь, — прошептала она и дотронулась ладонью до его лба. — Позволь, я принесу…
— Нет, — остановил он ее и крепко зажмурился. — Просто… не уходи.
— Драко, ты меня беспокоишь…
— Почему ты переживаешь за того, кого терпеть не можешь?
Гермиона наклонила голову, чтобы перехватить его взгляд.
— Я уже говорила, что не испытываю к тебе ненависти…
— А следовало бы, — твердо произнес он, — ты обязана меня ненавидеть.
— Но это не так, — спокойно возразила она, перемещаясь к нему немного ближе. — Может, и должна, но я не могу…
— Тогда что ты ко мне чувствуешь, Грейнджер?
— Снова этот вопрос? — она вздохнула, сложила руки на коленях и отвела взгляд. — Я не знаю, Драко.
— Ты считаешь меня злом? — прямо спросил он.
— Ты не зло, — заверила она без колебаний, — просто ты… сбился с пути. Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.
Он поднял голову и судорожно вздохнул.
— Я должен тебя ненавидеть.
— Должен ли? — вторила она озадаченным тоном. — Получается, теперь это не так?
— Я не знаю, — прошептал он настолько тихо, что она не поняла, сказал ли он что-либо вообще. — Я… растерян.
Его неохотное признание было надуманным и невнятным, но она поняла, что его сомнения поощрили ее. Искра надежды, которую Гермиона столь решительно игнорировала, вспыхнула в груди, и она уже ничего не могла с этим поделать. Это было именно то, чего она желала — озвученное подтверждение, что он начал осуждать свои предрассудки.
Это раздразнило ее гриффиндорскую отвагу, и она снова подобралась к нему ближе, смело разместилась между его раскинутых ног и прислонилась к груди. Она ожидала, что Драко мгновенно воспротивится ее наглому жесту, но Малфой даже не шевельнулся, когда она положила голову ему на плечо. Он оставался совершенно неподвижным и безучастным; она же чувствовала себя в таком положении необъяснимо защищенной; в уютном тепле запретного момента, что убаюкивал ее.
— Это ничего не значит, — услышала, как Драко произнес возле ее уха; скорее, для самого себя, — ничего.
— Я знаю, — прошептала она.