Израненное сердце

Мэр Уильямс такой же коррумпированный, как и все, но по-своему добродушный. С помощью взяток, одолжений и договоренностей он всегда готов вести дела с ирландскими и итальянскими мафиозными семьями или с кем-либо еще, кто хочет поддерживать жизнь в городе.

Иметь с ним дела довольно приятно, но иметь в качестве мэра Кэла будет еще приятнее. Кого бы не хотелось видеть на этом посту, так это какого-нибудь святошу или главу конкурирующего семейства.

Пока я думаю, кто может составить Кэлламу конкуренцию в предстоящих выборах, на сцену поднимается Яфью Соломон. Я смотрю на него снизу вверх со своего места перед ограждениями.

Он выглядит почти так же, как в тот вечер, когда мы виделись в последний раз – высокий и худой. Дорогой костюм сидит на нем как влитой. Я не вижу новых морщин на его царственном, как всегда, лице. Только короткие седые пряди в его темных волосах говорят о том, что прошло время.

Он не смотрит вниз и не видит меня. Взор Яфью обращен на толпу, и на его лице застыло выражение удовлетворения. Такая высокая явка – это его заслуга.

На секунду мне кажется, что за ним следует его жена. Затем Яфью встает рядом с ней, и я вижу лицо. И понимаю, что это Симона.

Я замираю, глядя на нее.

Я был готов увидеть ее отца. Но я и на секунду не мог представить, что Симона будет с ним.

Меня постоянно преследуют ее фото с Ибицы, из Парижа, Лондона и Майами… кадры, сделанные папарацци и фотографами с красных дорожек. Насколько я знаю, Симона никогда не возвращалась в Чикаго. И я не думал, что вернется.

И вот она стоит в тридцати футах[43] от меня. Сто́ит девушке посмотреть вниз, и она меня увидит. Но она вообще не обращает внимание на толпу. Симона занимает свое место в самом углу сцены и опускает взгляд на руки. Очевидно, внимание ей неприятно.

Не могу в это поверить, мать твою. Я не могу отвести от нее взгляд.

Мэр встает, чтобы произнести первую речь. Я должен просматривать толпу, переговариваться с охранниками, делать все возможное, чтобы убедиться, что он в безопасности.

Завороженный видом Симоны, я не делаю ничего из этого.

Черт возьми, она еще прекраснее, чем раньше. Это единственная супермодель на свете, которая получается на фото хуже, чем в жизни.

Мы были еще детьми, когда встретились. Она и тогда была прекрасна, но едва справила совершеннолетие.

Теперь она женщина во всех смыслах этого слова. Она именно такая, какой и должна быть настоящая женщина, – нежная, но сильная. Стройная, но аппетитная. Женственная и излучающая энергию. Настолько мощную, что я не могу оторвать взгляд от лица Симоны. Его как магнитом притягивают ее глаза, губы, кожа, тонкая шея и полная грудь, длинные ноги со скрещенными лодыжками, тонкие ладони, лежащие на коленях.

В выражении ее лица появилась какая-то новая глубина. Эти глаза словно рассказывают историю, жаль только, что я не могу ее прочесть.

Мэр уже произнес речь, а я так и не смог отвести от девушки глаз. Она так и не подняла свои, чтобы посмотреть на меня.

Поверить не могу, что мы так близко и она этого даже не чувствует.

Мое влечение к Симоне вернулось и разгорелось, словно лесной пожар, подхваченный ветром.

Я обещал себе, что, если когда-нибудь снова ее увижу, я не сделаю этого. Я не дам себе почувствовать все то, что чувствовал раньше.

Но вот это случилось, и я понимаю, что не способен себя контролировать. Я не могу перестать хотеть запрыгнуть на сцену, схватить Симону, перекинуть через плечо и унести прочь. Я хочу сорвать с нее этот сарафан и зарыться лицом в эти восхитительные груди… Я хочу вернуть ее только одним известным мне способом… вновь овладеть ее телом.

Я хочу этого и ничего не могу с собой поделать.

Я едва держу себя в руках, чтобы не исполнить задуманное.

Мне приходится стиснуть зубы и сжать кулаки.

Именно тогда Кэл встает, чтобы подойти к трибуне. Симона поднимает на него глаза. Наконец ее взгляд перемещается на меня.

Я понимаю, что она заметила меня, в тот же миг, как это случается. Девушка замирает на месте, и вежливый интерес на ее лице уступает место шоку.

Она смотрит прямо на меня, мы не отводим взгляды.

Я чувствую, что смотрю на нее, стиснув зубы и напрягшись всем телом от борьбы с желанием вскочить на сцену. Должно быть, я кажусь холодным и злым. Но я не знаю, как еще смотреть на нее. Не могу же я улыбнуться, это будет нелепо.

Я не знаю, что делать, и это злит меня еще больше. Меня раздражает, что я оказался здесь и сейчас в такой ситуации, без предупреждения и подготовки, вынужденный смотреть на женщину, которую любил все эти годы. Меня это бесит. Меня бесит, что я не могу понять выражение ее лица. Я могу сказать наверняка, что она расстроена. Но из-за страха? Из-за того что не хочет меня видеть? Откуда мне знать.

Кэл купается в народной любви. Я слышу аплодисменты почти после каждой фразы.

Толпа ревет прямо у меня за спиной, но звук кажется отдаленным и приглушенным. Лицо Симоны заполняет собой все пространство.

Я словно вновь смотрю на рекламный щит. Но на этот раз она так близко, что я действительно могу прикоснуться…