Израненное сердце

– Разумеется.

– Ты знаешь, я всегда наготове, – говорит Риона. – Пожалуй, мне пора возвращаться наверх.

– Ты не поела.

– Я возьму с собой.

Она заворачивает круассан в салфетку, чтобы не испачкать руки, и быстро прихлебывает кофе из кружки.

– Спасибо, Данте, – говорит она.

– Сколько еще раз с меня причитается, чтобы мы стали в расчете?

Девушка смеется.

– Не знаю. Как бы ты оценил от двадцати пяти лет до пожизненного?

– Думаю, еще одна или две услуги.

Она кивает мне на прощание и устремляется к лифтам.

Я остаюсь, чтобы доесть свой сэндвич. Ни к чему пропадать хорошей еде.

Симона

Поездка по центру Чикаго накаляет мои нервы до предела.

Я не знаю, то ли город изменился, то ли моя память меня подводит. В моих воспоминаниях Чикаго был окутан каким-то послеполуденным золотым сиянием – все стекла высотных зданий светились, как на закате. Я помнила озеро и реку, чистые и голубые, а между ними – великолепную архитектуру в стиле ар-деко.

Сейчас многие люксовые магазины вдоль Магнифисент-Майл заколочены досками – вероятно, из-за летних беспорядков и протестов, и весь город выглядит куда более унылым и грязным, чем я его помню.

Но возможно, это только в моей голове.

Когда я была здесь последний раз, я была влюблена. Все казалось мне прекрасным. Я не замечала уродства.

С возрастом я стала смотреть на вещи более реалистично.

– Мам, что не так? – спрашивает Генри. Он сидит рядом со мной в такси и читает одну из книг серии «Дневник слабака». Он читал их все уже кучу раз, но частенько перечитывает самые любимые и показывает мне наиболее удачные комиксы.

– Все в порядке, – отвечаю я. – А почему что-то должно быть не так?

– Ты кажешься сердитой.

– Я не сержусь.

– Ты грустишь?

– Наверное, немного устала, малыш.

– Я чувствовал себя уставшим в самолете и поэтому немного поспал.

– Мне тоже стоило так поступить.

Я прижимаю Генри к себе и кладу подбородок ему на голову. Его кудряшки такие мягкие. Он очень красивый мальчик – большие темные глаза, ресницы, которым позавидует любая девчонка, худое лицо. Его ладони и ступни уже размером с мои и продолжают расти. По ним сразу видно, каким высоким он будет, когда вырастет.

– Когда мы увидимся с бабушкой и дедушкой?

– Прямо сейчас. Мы встретимся за ужином.

– Хорошо. Я покажу им свою книжку.

По пути мы проезжаем отель «Дрейк». По очевидным причинам я не стала бронировать там номер. Но невозможно избежать мест, которые я видела, когда жила в Чикаго.

Я вижу то самое место, где припарковался шофер, когда я ревела на заднем сиденье, и где Данте рывком открыл водительскую дверцу и уселся за руль.

Забавно думать о том, как я расстраивалась из-за Парсонса. Это было так по-детски. Когда-то моей самой большой проблемой было не попасть в университет мечты. Я понятия не имела, насколько хуже все вскоре станет.

Я потеряла любовь всей своей жизни.

Я потеряла ребенка.

А потом я потеряла сестру.

Во всяком случае, Генри теперь со мной. Остальное – как пыль на ветру… разлетелось так далеко, что уже никогда не собрать.

Такси останавливается перед рестораном. Я оплачиваю поездку, пока Генри выходит. Ему не терпится увидеть моих родителей. Он любит их, а они его просто обожают. Мой отец водит Генри в зоопарк и учит готовить джолоф[32]. Мама играет с ним в криббедж[33] и показывает, как рисовать акварелью.

Я ценю их отношения с моим сыном. Правда. Но если я когда-нибудь замечу, что они пытаются разрушить его мечты так же, как разрушили мои… В ту же секунду я вычеркну их из нашей жизни. Я никогда не позволю, чтобы мой сын подчинялся чужой воле. Я сделаю для него то, что не смогла сделать для себя. Я дам ему шанс выбрать свой путь.

Хостес проводит нас к столику, где уже сидят мои родители, попивая вино из бокалов. Когда мы подходим, они встают, чтобы расцеловать нас.

– Ты выглядишь силачом, – говорит мой отец Генри.

– Я играл в баскетбол в международной школе в Мадриде, – отвечает он.

– Тебе стоит играть в гольф. Это спорт бизнеса и финансов, – замечает отец.

– Ему нравится баскетбол, – резко бросаю я.

– Ну, он достаточно высокий для этого, – говорит отец. – Весь в дедушку.

Его отец тоже был высоким. Но мы никогда не говорим об этом.

Возможно, в повисшей тишине мои родители подумали о Данте. Вряд ли они вспоминают о нем в обычных обстоятельствах, но невозможно не замечать этого слона в комнате в наш первый вечер в Чикаго.

Tata быстро меняет тему.

– Как дела с учебой, Генри?

Пока Генри отвечает дедушке, mama спрашивает меня про гувернантку.

– Она уже в отеле, – отвечаю я. – Не захотела присоединяться к нам за ужином.

– Наверное, ей нравится летать с вами по всему свету.

– Возможно. Впрочем, уверена, ей порой бывает одиноко. Этой осенью она начинает учебу в аспирантуре, так что мне придется искать кого-то нового. Правда, спешки в этом нет – Генри и так опережает своих сверстников. Он спокойно мог бы пропустить год учебы и не отстать.

– Он очень умный, – говорит mama, с гордостью глядя на внука. – Генри нравятся морепродукты? Можем начать с моллюсков…