Израненное сердце

Так что, пожалуй, вопрос, на который я действительно хотел бы знать ответ, это: «Почему она не любила меня таким? Почему она не любила меня так же сильно, как я ее?»

Я думал, что любила. Я смотрел в ее глаза, и мне казалось, что я вижу в них отражение собственных чувств. Я думал, что вижу ее насквозь и понимаю, что именно она чувствует.

И я был не прав.

Теперь Симона вернулась, будто ангел, который спускается на землю раз в десять лет. А я дурак, который хочет припасть к ее ногам и умолять забрать меня с собой на небо.

Такой мужчина, как я, не заслуживает небес.

Музыканты заканчивают свое выступление, и организаторы начинают настраивать микрофоны, видимо, чтобы пригласить Яфью Соломона на сцену.

Я помню, что он говорил что-то про «поблагодарить публично». Меня это интересует в наименьшей степени. Мне не нужна ни его благодарность, ни всеобщее внимание.

Так что я начинаю двигаться в сторону выхода.

Глупо было вообще приходить сюда. Я не знаю, почему позволил Рионе втянуть меня в это. На что я рассчитывал? Что Симона извинится передо мной? Что будет умолять начать все сначала?

Она не сделала этого во время митинга, с чего бы ей делать это сегодня вечером?

Да мне это и не нужно.

Она не хотела меня тогда, не хочет сейчас и подавно. Ее статус взлетел, словно ракета. А я все тот же гангстер, которым был, – немного облагороженный, но все с теми же разбитыми костяшками, если приглядеться.

Я уже почти у выхода, когда дорогу мне преграждает Риона.

– Куда это ты собрался?

– Не хочу слушать речь Соломона.

Риона отбрасывает прядь ярко-рыжих волос. Она сегодня красива – она всегда красива. Но платьями и каблуками меня не обманешь. В глубине души девушка настоящий питбуль. И я вижу, что она раздумывает, насколько сильно еще может на меня надавить, после того как уже заставила прийти сюда сегодня вечером.

– Я видела, как ты танцевал с Симоной, – говорит она.

– Ага.

– Что она сказала?

– Ничего. Мы почти не разговаривали.

Риона вздыхает.

– Она здесь всего на пару дней, знаешь ли…

– Отлично, – грубо отвечаю я. – Значит, я, скорее всего, больше ее не увижу.

Я проталкиваюсь мимо Рионы и выхожу из «Хэритейдж-Хауса».

После жары и толкотни на танцполе прохладный ночной воздух освежает. Риона подхватила меня по пути сюда, так что не будет возражать, если я уеду без нее.

Пересекая парковку, я вижу, как Миколай Вильк и Несса Гриффин садятся в джип Нессы. Мико устраивается за рулем, и Несса льнет к нему, чтобы положить голову на плечо. Она над чем-то смеется, и даже на худом бледном лице парня можно увидеть улыбку. Его светлые волосы кажутся призрачными в полутемном салоне машины, а татуировки на шее напоминают темный воротник.

Я поднимаю руку, чтобы помахать, но они не видят меня, поглощенные друг другом.

Черт возьми. Я не хочу завидовать, но трудно не испытывать горечь, когда даже такая немыслимая парочка нашла друг друга, а у нас с Симоной ничего не вышло.

Миколай ненавидел Гриффинов всеми фибрами души. Он похитил Нессу, их младшую дочь, и убил Джека Дюпона, телохранителя и лучшего друга Кэллама. И все же каким-то образом после всего этого они с Нессой полюбили друг друга, поженились и даже помирились с Гриффинами.

Видимо, дело во мне.

Мне недостает чего-то необходимого, чтобы стать счастливым.

Потому что единственный раз я испытывал счастье только в те недолгие несколько месяцев, пока мы с Симоной были вместе. И она, по всей видимости, не испытывала того же.

Я беру такси. Свет в доме большей частью погашен – papa ложится спать рано, а Неро, наверное, встречается со своей девушкой Камиллой. Светится только окно в спальне Себа – высоко на третьем этаже, словно маяк в темном море зелени.

Я бегу трусцой по дорожке перед домом. Тротуар потрескался. Двор завален опавшей листвой. Старые дубы выросли такими высокими и густыми, что в доме слишком тенисто – постоянный полумрак даже днем.

Это все еще прекрасный старинный особняк, но век его недолог.

Сын Аиды вряд ли когда-нибудь будет тут жить.

Возможно, если у Неро и Себа будут дети, они станут еще одним поколением, живущим в этих стенах.

Я вряд ли когда-нибудь обзаведусь детьми. Хоть мне едва за тридцать, я чувствую себя старым. Словно вся моя жизнь уже прошла.

Поднимаясь по парадным ступеням, я замечаю на пороге пакет. Он небольшой, размером с коробку от кольца, и обернут в коричневую бумагу.

В моем мире ты не подбираешь неизвестные пакеты. Но этот слишком мал, чтобы быть бомбой. Впрочем, там вполне могут быть споры сибирской язвы.

Прямо сейчас мне все равно. Я поднимаю его и срываю упаковку.

Я слышу, как внутри коробки что-то брякает. Судя по звуку, оно маленькое и твердое. Слишком тяжелое для кольца.

Я открываю крышку.

Это пуля пятидесятого калибра – выточенная вручную на токарном станке. Отлитая из бронзового сплава. Пахнущая маслом и порохом.

Я достаю ее из коробки, проворачивая прохладный скользкий цилиндрик между пальцами.

Там записка, завернутая в вату. Маленькая, квадратная, написанная от руки.