Изумруд

— Как подберете, приходите. Не думаю, что вы упустите что-то очень важное. — Она оставила его в руках одного из гвардейцев и указала на небольшой деревянный дом вдали, куда и направилась.

В глухом лесу, который с трудом просматривался дальше нескольких деревьев из-за своей плотности, создавая полумрак даже в ясную погоду, стояло безмолвие, не извергая из чащи и звука. Даже ветер стих, не рискуя развеять окутанную загадочными обстоятельствами обстановку. Если группа диверсантов все еще здесь, им не составит особого труда дать бой мощной группе краасов, увеличивающейся по мере прибытия от окрестных постов новых сил, мчавшихся в конных патрульных каретах, спешно выгоняемых из гаражей и изрядно покрытых пылью. В числе следующих на помощь было двое сотников, под предводительством которых создали группы для прочесывания леса и устранения последствий крушения. Кхира, гонимая отвагой и ответственностью, хоть и поспешила разбираться со случившимся по горячим следам, не могла позволить себе задерживаться здесь надолго, потому что путешествие, омраченное этим из ряда вон выходящим происшествием, должно было продолжиться. Их ждала более важная миссия, а розыском и устранением последствий будут заниматься ее соратники из группы специально присланных следователей, которым предстоит освежить свои навыки в таких редких действиях, как расследование диверсии.

Ардал в сопровождении шести гвардейцев, оцепивших его кольцом и прикрывавших щитами в полный рост, уже подходил к тому самому неказистому дому, который напомнил ему деревенский сруб где-то в глуши. Эта хибара имела довольно уставший и потрепанный временем вид и была сложена из некогда росших на этом же месте тадов. Ее уже явно требовалось перебрать, обновив местами бревна, но следили за домишкой тщательно, оттого не спешили перестраивать, продлевая срок службы.

— Стоять, гниль бесцветная! Я тебя пристрелю сейчас! — Кхира с воплем выскочила из-за угла дома, попутно отцепляя арбалет с пояса, догоняя хозяина таверны, руки у которого были связаны за спиной.

Вслед мчались еще двое краасов, но поспеть за ней не могли, будучи скованными дополнительными защитами и обвесами по телу.

Неугомонный в своем рвении быть везде и всюду, особенно там, где Кхира, тем более когда ей что-то угрожает, хотя было вопросом, кто нуждается в большей защите, Ардал, стесняемый преградой оцепивших его гвардейцев, не смевших напрямую ему препятствовать, но державших щиты сомкнутыми настолько, насколько это было возможно, выбил плечом брешь в защите и помчался за ней, обгоняя отстающих краасов. Они уже осознали, что эта гонка не для них, и передали эстафету своим братьям, спешившим от дороги в чащу леса по их наводке.

Он почти нагнал Кхиру, когда та наконец приготовила арбалет, сильно отличавшийся от тех, которые были привычны зеленоглазому пришельцу: он был более миниатюрным и без узнаваемой дуги плеч, замененной здесь на спрятанную в направляющих тетиву. Заряд у этого более продвинутого экземпляра был на несколько коротких стрел, расположенных по кругу; они сменяли друг друга при выстреле, шустро проворачиваясь.

Выставив правую ногу вперед, Кхира уперлась прикладом в плечо, выделив несколько секунд на прицеливание, виляя желобом, следуя кончиком стрелы за целью. В тот самый момент, когда она спустила курок и расслабилась, довольная результатом, отводя арбалет в сторону и переводя дыхание, к ней подоспел Ардал, мчавшийся со всех ног, отчего теперь никак не мог начать разговор, сбиваемый отдышкой.

— Не пренебрегай собственной безопасностью. — Заботливо опустила она защитное стекло на его шлеме, сама тяжело дыша, но уже восстанавливая дыхание. — Теперь далеко не уйдет.

Выстрел был филигранным и пришелся в ногу — таким образом, что не позволял преследуемому бежать дальше, но не повредил ничего, что впоследствии могло бы отразиться на способности передвигаться или угрожало бы здоровью. Он нужен живым, так как был единственным, кто имел хоть какую-то информацию, даже если сам напрямую не причастен к произошедшему.

Щуплый мужичок, который от тяжкого труда и нелегкой жизни уже не мог до конца выпрямить спину, ежился от страха и бессилия в углублении мощных корней тадового дерева, образовавшего мягкое гладкое убежище, больше напоминавшее сейчас люльку с ребенком, которого судьба оставила на растерзание неминуемой каре. Он смирился со своей участью и, прищурив что было сил глаза, ждал расплаты, готовый расстаться с жизнью.