Изумруд из Сан-Донато

Изумруд из Сан-Донато

Книга Первая. Отец

1908 год. Вместо предисловия

Поезд прибыл на станцию Эйдкунен на германо-российской границе. И пассажиры с недовольно-капризными лицами стали перебираться со всем багажом и уже было разбросанными по купе причиндалами из вагонов с русской колеей в вагоны с шириной колеи европейской:

– И когда же у нас, как у нормальных людей все будет?

– Не говорите: эта колея, будь она не ладна! Пересадка – это так беспокойно… Того и гляди забудешь что-нибудь в вагоне.

– Да если б одна колея! Вот скажите, а что у нас слава богу?

– Ни-че-го-с-с!

– То-то… А вы – колея…

Но за два часа суматоха с пересадкой благополучно закончилась. И экспресс «Санкт-Петербург – Париж» полетел по гладкому, с неосязаемыми стыками, железнодорожному полотну с неведомой для российской части маршрута скоростью в 100 километров в час.

– Европа! – Великий князь Алексей Александрович, бывший глава Адмиралтейств-коллегии и командующий Императорским военно-морским флотом России, удовлетворенно откинулся на исполненном в восточном стиле диване. Он достал из золотого портсигара и раскурил асмоловскую с золотым колечком папиросу. В его распоряжение администрация экспресса предоставила подобающий особе царствующего Дома, роскошно декорированный красным деревом и китайским шелком отдельный железнодорожный салон. Повара, камердинера и массажиста при этом разместили в следующем за салоном обычном пульмановском вагоне.

– Европа!

Его радовало то, что он смог наконец избавиться от бесчисленных адъютантов и помощников, которые вечно толклись в салоне, изображая насущную необходимость. Он всех безжалостно высадил в Эйдкунене:

– Прощайте, господа! Дальше я как-нибудь сам. В Париже меня встречают. Благодарствуйте, господа, – ворковал он вслух, с обезоруживающей милой улыбкой. А про себя неприязненно думал:

– Это будет коварством против Европы везти ваши свиные рыла в самый что ни на есть калашный ряд: в Париж – в эпицентр ее прелести и обаяния! Всего лишь полдень, а от них уже винищем разит! Тьфу, тщеславные рукосуи. Отрастили задницы вместо головы! Щеки по погонам развесили! Ни единой мысли ни в одном глазу – сплошное лизоблюдство.

Здесь за границей вся российская суета становилась совершенно пустой и никчемной. Здесь покойно, комфортно, чисто, аккуратно, безопасно и потому – празднично и тепло. На весь салон один-единственный проводник, да и тот молчаливый немец. Управляла «Северным экспрессом» германская компания и обслуживал состав исключительно немецкий вышколенный, но без тени подобострастия персонал.

– Э-эх, Россия! Все-то у нас через одно место: и колея не как у всех, и язык тарабарский, и снаряды, которые не взрываются, и корабли, которые чуть что – сразу тонут…

Умом Россию не понять…

– Найдут же идиоты, чем гордиться! Да кому мы для понимания употребились? Зерно, нефть да масло сливочное у нас покупают и слава богу!

Дело близилось к обеду, аппетит во время пересадки разгулялся, выпить в салон-вагоне не заготовили, а до подачи первой перемены блюд еще добрые полчаса. Печень надсадно ныла, требуя либо серьезного лечения, либо хорошей выпивки для унятия боли. И потому князь был не в лучшем расположении духа.

– Понять?! Да это все равно, что дворовую девку, прежде чем ей подол задрать, про высокие чувства расспрашивать. За-а-чем? Не смерди навозом на всю Европу – и живи спокойно, прыщи на заднице колупай. То же мне – Империя…

Всеобщий любимец дам высшего общества, князь Алексей Александрович просто удавился бы на шторах в своей собственной спальне, если бы кто сказал ему, что в текущем году он не сможет посетить Париж. Великолепно знавший три европейских языка, завзятый театрал, глава Императорского общества покровителей балета, князь жил там три-четыре месяца в году непременно. Статный мужчина лет пятидесяти пяти с правильными чертами лица, начинающей лысеть головой с высоким лбом, красивой персидской бородой с проседью и чуть завитыми вверх усами, он считал совершенно зря убитым временем каждый час, проведенный в стране, в которой его угораздило уродиться.

Однако, жил он от щедрот Государя, получал как генерал-адмирал огромный оклад, который за ним сохранили после отставки, изрядно подворовывал, улаживал за взятки некоторые коммерческие дела, взимая по 100% отката со сделки… Все это требовало его «бездарного», как он сам выражался прозябания в Отечестве.