– Что с ней, доктор? Не эпилепсия ли не дай бог? – взволнованно спросила Елизавета Ивановна.
– Нервный срыв, истерика. Довели человека, – сказала старшая и почему-то с упрёком посмотрела на Катерину.
Петя проводил их до двери. Потом подобрал ампулы и прочитал названия введённых Любе препаратов.
Ночью Люба несколько раз просыпалась. Она слышала, как к ней входили Катерина с Петей, наклонялись над ней, шептались. Приходила Елизавета Ивановна, вздыхала. Люба пробудилась не рано. Было около десяти. Она приняла душ, пошла на кухню завтракать.
Елизавета Ивановна сидела у окна. Они пожелали друг другу доброго утра. Люба выложила на стол конфеты, которыми её угостила Валентина. Их было много, на тарелке они не помещались. Люба избегала смотреть матери в глаза, но чувствовала, что та ловит её взгляд. Взгляды их встретились. У Елизаветы Ивановны покраснели глаза, лицо распухло от слёз. Люба никогда не видела такого выражения на лице Елизаветы Ивановны – совершенно детского, беспомощного. В глазах её была мольба – так смотрят провинившиеся дети, когда хотят сказать: «Я больше так не буду, прости». Люба улыбнулась ей, давая понять, что извинения приняты.
– Петя убежал в институт, Катерина в школе, забирает документы, потом отправится в вечернюю школу устраиваться. Сказала, что будет дома к трём. Петя будет дома к четырём. Катерина купит антоновку для пирога, я её попросила. Бабушка у метро продаёт. Я им сварила пельмени на завтрак. Да, тебе звонила Татьяна. Вчера и сегодня с утра пораньше.
Значит, мир, подумала Люба. Хорошо. И пошла звонить Татьяне.
– Любка, я тебе обзвонилась. С бабулей пообщалась. Она ещё бодренькая. Береги её – она динозавр! Так ты освободилась наконец?! Слушай, приезжай немедленно, должен прийти один чувак из бывших репортёров. Теперь на телевидении. Ошивается в самом пекле. Всё знает, что творится. Расскажет, жутко интересно! Принесёт сухонького, взял на работе в буфете. Раздобыл сардельки, принесёт. У меня есть бутылка «Столичной», дружок на Восьмое марта подарил. С тех пор храню, прикинь! Картошка, полпачки масла, хлеб. Больше ничего.
– А у меня есть пельмени в заморозке, ой, прости, их съели Катька с Петькой. Пачка чая грузинского, конфеты харьковские. Привезу немного. И банка килек в томатном соусе! – похвасталась Люба.
– Шикарно! Кильки в томатном соусе даже наш поэт воспел, то есть воспела. Пардон, она воспела устрицы во льду, а не банку килек в томатном соусе! Но вообрази – какое изобилие у нас на столе! Чувак пожалует к двум. Ныряй в метро и дуй ко мне! Захвати по дороге сигареты, у меня полпачки, на завтра не хватит. Давай скорее, я ставлю варить картошку!
Оставшись одна, Елизавета Ивановна уселась поудобнее в своём кресле и набрала номер подружки из ДВС: