Изумрудная муха

Дальше для Любы всё было как во сне. Её спрашивали, она отвечала. Подписалась под своими показаниями. Она сидела на кровати и смотрела на то, что происходит, сквозь зыбкую пелену сознания. Тришин заставил Мишу, Шуру и тётю Марусю вытряхнуть украденные вещи из баулов. Молодой милиционер под его диктовку всё записал. Появились соседки, понятые. Акт подписали. Миша было рванулся к двери, но на пороге его остановил ещё один оперативник. Люба не сразу поняла, что обращаются к ней:

– Люба, вы можете подать иск как пострадавшая. На вас ведь было совершено нападение, так? – спрашивал её Тришин.

– Нет, не надо никакого иска. Я только хочу скорее попасть домой. И больше никогда не вспоминать об этом кошмаре. Извините меня, – ответила она.

Тришин кивнул.

Прежде чем семейку увели, Тришин им сказал:

– Теперь вас упакуем по полной. Давно прокуратура по вам плачет. Известно, чем вы там занимаетесь в доме для престарелых. Ишь оккупировали! Ну погодите, я вас достану на этот раз!

Шура, уходя, повернулась к нему и, нагло улыбаясь, пропела:

– Ещё неизвестно, кто кого! – в её голосе слышалось злое ликование.

Она шла первая с видом оскорблённого достоинства. За ней обмякший, сникший Миша. От былого удальства не осталось и следа. Мешок с мускулами. Плечи опущены. Какая у него маленькая голова, подумала Люба. Позади тащилась, сгорбившись, тётя Маруся и жевала потухшую папиросу. Валентина с сыновьями молча наблюдали за происходящим. Едва за арестованными и оперативниками закрылась дверь, как Валентина с сыновьями, сняв верхнюю одежду и переобувшись, очистили стол от грязной посуды, собрав всё в клеёнку. Валентина бросила всё это в мойку. Накрыла стол скатертью, которую достала из рюкзака. Поставила на стол бутылку с горилкой, два высоких термоса с чаем и с кофе, выложила на чистые тарелки пирожки, бутерброды с салом, сваренные вкрутую яйца, малосольные огурчики в стеклянной банке, круглый сдобный хлеб. Высыпала на середину стола гору конфет.

– Наши харьковские, угощайтесь, – улыбнулась она.

Олег починил розетку, телефон заработал. Игорь помыл стаканы, вилки, ножи. Принёс из кухни пачку бумажных салфеток. Всё молча, споро, аккуратно. Валентина помогла Любе снять плащ, на котором не осталось пуговиц. Люба вытряхнула из лифчика ключи, сильно помятую опись имущества и свой паспорт. Умылась, пришла в себя. Тришин хотел было сразу заняться описью, но Валентина сказала, что опись подождёт. Надо подкрепиться и накормить ребят. Им предстоит сейчас же отправиться в Москву, чтобы забронировать на завтрашний день товарный вагон под мебель. Тришин пообещал дать фургон с автобазы и грузчиков.

– Я заплачу, деньги есть, мы не бедные, – горделиво заявила Валентина.

– Надо же, а Степан Кузьмич на всех перекрёстках рассказывал, что вы бедные, и любил без конца повторять, что вам помогает, всё вам отдаёт.

Валентина вспыхнула, вынула из сумки носовой платок. Помолчав, дрожащим голосом заговорила: